– Буду счастлив! – с энтузиазмом выпалил я.
Она, обнажив великолепные зубы, звонко рассмеялась.
– Вашу учтивость да моим бы сверстникам!
Я снова смутился, но сделал попытку поддержать разговор:
– Большая честь для меня быть твоим первым гостем!
Она опять рассмеялась.
– Теперь, когда мы покончили с формальностями, расскажи о себе, – попросила Вей.
– Я дам ответ на любой твой вопрос! – с энтузиазмом пообещал я.
– А без вопросов, разве ты не можешь рассказывать?
Я буквально застыл, пытаясь сообразить, что может быть достойно ее внимания?
– Отвык… – наконец сдался я. – Да и растерялся…
– Может ты засекречен? – Вей прищурилась.
– Не больше обычного.
Теперь и она поняла, что без ее вопросов я не справлюсь и задала следующий:
– Ты из тех, кого уже восстанавливали?
Ее искренний интерес ко мне и моей судьбе неожиданно вывел меня из ступора и плотину прорвало:
– Я много умирал в этом теле. И мне чертовски надоело это занятие! Ведь смерть проживается, не только когда погибаешь, но и во время воскрешения, когда над солдатом колдует ангел оператор. Те же боль и страх. Две смерти в одной…
В глазах Вей блеснули слезы, и я вдруг пожалел сам себя вместе с нею. И поперхнулся от боли. Усилием воли я успокоил свои расшалившиеся нервы и продолжал:
– Для Системы дешевле восстанавливать воина, чем заново формировать тело новичка с помощью дорогостоящей фармакологии, ведь только так можно по-настоящему обучиться современному военному искусству. А после восстановления или воскрешения (это как вам будет угодно), из-за осложнения в виде остаточной боли, мы вынуждены сидеть на голодном эмоциональном пайке, взращивая в себе сдержанность и аскетизм. В результате вынужденной концентрации внимания наша власть над собой усиливается от жизни к жизни, и мы становимся способными к такому быстрому действию, о возможности которого обычные жители планет даже не помышляют. Да и опыт ветерана дорогого стоит.
В ее глазах стыл ужас. Значит, я сказал больше, чем следовало. Меня затрясло. Я был словно в тумане, и все же обуздал себя, чтобы не пугать ее еще сильнее. Я прислушался к себе с тщанием солдата в разведке. Вон оно как! Мне чертовски приятно, что кому-то не нравится, что со мной сделали. И что самое удивительное – само удовольствие мне приносило лишь только удовольствие и не более. Что было до странности непривычно, и просто для меня неправильно!
Набравшись смелости, я попросил покормить меня, потому что голод начинал мне мешать мыслить, мыслить по-военному: с высочайшей концентрацией и строго следуя логике. А я и так боялся разочаровать ее!
Она кивнула, и поднялась с дивана, а я потащился за ней на кухню, и занял там удобную стратегическую позицию, чтобы иметь возможность наблюдать за кулинарными священнодействиями хозяйки. О! Это было великолепное зрелище! Сильная, ловкая, хрупкая, нежная, притягательная. Мои глаза жадно пили мягкие изгибы ее тела, которые определенно обладали магией призыва. И я подумал, что уж эту-то ловушку я ни за что не упущу! Вей знала о моих проделках самца, и все же воздерживалась от колкостей, которые я, несомненно, заслуживал. Но может ей нравилось мое внимание? Я очень на это надеялся, правда одновременно с этим еще и недоумевал – зачем мне это понадобилось? Для очередного приступа лихорадки?
«Приятель, тебе не стоит думать о женской привлекательности!» – попробовал урезонить я себя.
