Штаб полка резко контрастировал с роскошью Шпиля, свидетельством разницы между этими двумя мирами, Шпилем, олицетворяющим упадок и роскошь, и Гвардия, олицетворяющим долг, жертвенность и честь. Это был обширный комплекс сборных зданий, укрепленных бункеров и тщательно охраняемых контрольно-пропускных пунктов, окруженный высокими стенами, увенчанными колючей проволокой и огневыми точками. Это было место войны, оплот Имперской мощи, зримое напоминание о постоянной борьбе с врагами Империи, напоминание всем тем, кто служил там, что они никогда не должны ослаблять бдительность, ни на мгновение. Воздух гудел от постоянного гудения деятельности: грохота тяжелой техники, ритмичного топота марширующих ног, лающих приказов сержантов-инструкторов и вездесущего, тихого гудения машин, ауспиков и других, более эзотерических технологий, сканирующих любые признаки вражеской активности, любые намеки на ересь или коррупцию. Это был мир, далекий от позолоченной клетки Шпиля, место, где вера и долг, а не богатство и статус, были истинными мерами ценности человека. Это было место, где воля Императора исполнялась без вопросов, без колебаний, независимо от личной цены.
Их встретил у входа сам полковник Кузнецов, высокая, внушительная фигура в поношенном, покрытом боевыми шрамами ионефрите, его коротко подстриженные волосы и аккуратно подстриженная борода, с проседью, свидетельствовали о его долгих годах службы. Его лицо, морщинистое и обветренное, носило следы бесчисленных кампаний, каждая черта была свидетельством перенесенных им трудностей, сражений, в которых он сражался, и жертв, которые он принес на службе Императору. Однако внимание Алариха привлекли его глаза. Они были хрустальными, стально-серыми, наполненными тихой интенсивностью, глубиной опыта, который говорил об ужасах, которые он видел, о выигранных сражениях и потерянный, и воля, которая была испытана до самых пределов, и никогда не была найдена слабой. Это были глаза человека, который смотрел в бездну и не дрогнул, который столкнулся с самым худшим, что могла предложить галактика, и вышел непоколебимым, его вера в Императора и его преданность своему долгу были сильнее, чем когда-либо. Это были глаза человека, которому Аларик знал, что он может доверить, свою жизнь, судьбу этого мира.
«Аларик», Кузнецов приветствовал его, протягивая руку в знак дружбы, его пожатие было крепким, успокаивающим. Это был жест уважения, товарищества, между двумя старыми солдатами, двумя ветеранами бесчисленных войн, которые вместе столкнулись со смертью и выжили. Это была связь, выкованная в огне битвы, связь, которая превосходила слова, молчаливое понимание между двумя людьми, которые знали истинное значение долга, жертвы, чести. «Рад снова видеть тебя, мой друг, хотя я хотел бы, чтобы это произошло при лучших обстоятельствах».
«И ты, Кузнецов», – ответил Аларик, возвращая жест, его собственное рукопожатие было столь же крепким. Он понял, что хорошо быть среди тех, кому он мог доверять, быть в компании человека, который понимал серьезность ситуации, опасности, с которыми они сталкивались, без необходимости, чтобы ему об этом говорили. Это было облегчением, после недель плавания по предательским водам Шпиля, когда он был окружен врагами, скрытыми и не скрытыми, наконец-то иметь возможность говорить свободно, не боясь быть услышанным, быть преданным. «Ваша поддержка будет бесценна в грядущие дни».
