Розовые блики восходящего солнца скользнули по покрытому настом, осевшему снегу. Голубоватая ледышка скрипнула под подошвой сапога. Маренн обошла боевую машину, повернулась и, поскользнувшись, проехалась, чуть не упав на снег.
– Осторожно, – Йохан подхватил ее под локоть, – на спине нельзя даже лежать, не то, что падать.
– Я случайно, – она отбросила с лица длинные, распущенные волосы. Потом, собрав их вместе, завязала узлом на затылке.
– Сейчас Георг тебя отвезет к Виланду, – он притянул ее к себе, она положила руки ему на плечи, под самые погоны. Его светлые глаза были совсем близко, он смотрел на нее с нежностью и глубоко скрытой грустью. Сердце сжалось. Она прислонилась лбом к его плечу.
– Я понимаю, я все понимаю, – произнесла тихо. – Командир должен быть впереди, должен вести бой, подавать пример остальным, но я прошу, если это возможно… Не нужно…
Он поднял ее голову.
– Это трудно. Но я постараюсь. Ради тебя, – сказал, глядя в глаза. – Поезжай.
– Я знаю, что значит потерять в бою того, кого любишь, – ее голос дрогнул. – Я потеряла Штефана.
– Не думай об этом. Мы справимся.
Наклонившись, он поцеловал ее в губы.
– Йохан, получен приказ занять исходные позиции, – сверху, с БТРа послышался голос Шлетта. – Я к орудиям.
– Все, иди, иди, больше нет времени, – он отстранил ее. – Борман, отвезите! – приказал офицеру.
– Идемте, фрау Ким, – тот подошел к ней.
Не оборачиваясь, Пайпер поднялся на машину и уже смотрел на карту, разговаривая по рации. Она повернулась и пошла вслед за Борманом.
– Фрау, – Георг протянул руку, помогая ей подняться на борт. – Здесь оставаться нельзя. Через час здесь все будет простреливаться большевиками.
– Да, да, конечно, – она кивнула, вздохнув, – мне надо быть в госпитале. Обязательно.
– Поехали.
Заработал мотор, БТР сдвинулся с места. Маренн еще раз посмотрела назад, хоть и говорила себе: хватит, хватит вертеть головой, тоже еще девчонка. Пайпер склонился над картой, к нему один за другим подбегали офицеры, получая приказания перед атакой. Казалось, он совершенно забыл о ней. Но нет, он помнил. Конечно, помнил. Когда БТР развернулся, он поднял голову и посмотрел на нее. Долгий, нежный, пронизывающий взгляд, как признание в любви перед тем, как в очередной раз, может быть, в последний, взглянуть в лицо смерти.
Она положила дымящуюся сигарету в пепельницу, посмотрела на уже увядающие розы в вазе. Дверь открылась, вошел Виланд.
– Что там, Мартин, – спросила, внимательно глядя на него, – кого привезли? Откуда?
– С берега Балатона. Уже была перестрелка с русскими, – ответил тот озабоченно.
– Перестрелка? – она удивилась. – Но до начала атаки еще целый час.
– Эти большевики в любую дырку пролезут, – ответил доктор с досадой. – Прошла одна их разведгруппа, завязался бой.
– Сколько раненых? – она затушила сигарету, встала. – Тяжелые?
– Семь человек. Все более или менее, один, – доктор сдернул очки и начал тереть их по привычке. – Один…
– Что, Мартин? – она насторожилась.
– Я думаю, это летальный исход, фрау Ким. Ранение в голову, проникающее. Шансов нет. Офицер.
– Пойдемте. Ханс, – Маренн позвала санитара. – Обработать руки и маску, быстро.
Через минуту она уже склонилась над раненым.
– Штурмбаннфюрер Виш из 1-ого панцергренадерского полка. Положение безнадежное, – негромко сказал за ее спиной Виланд. – Пуля застряла внутри, вытащить ее в наших условиях мы не сможем. По идее он вообще уже должен быть мертв.
