Трасса «Москва–Ростов».
Резкий скрип тормозов.
Сильный удар.
В страдании мир затих.
Сердце оборвалось:
Чувствую: что-то стряслось,
Но веры моей хватит на нас двоих.
К черту свое достоинство,
Вопль летит к небесам:
«Вышлите светлое воинство
Его спасать!»
Чувствую успокоенно:
Мимо прошла беда.
Ангелы дальнобойные,
Рядом будьте всегда!
Знаю точно,
Настанет момент:
Мое ровно стучащее сердце
Треснет вдоль от любви,
Как под острым ножом переспелый арбуз.
Зазвучит она хором звеняще-воздушных октав или терций
В миг, когда на тебя я в толпе зачарованно вдруг оглянусь.
Ты в ответ вскинешь брови забавно,
Всплеснёшь удивленно руками
И воскликнешь:
«Привет! Это ты?
Как же долго тебя я ждала!»
Мы замрем ошарашено,
Сразу забыв, куда шли, что искали,
И обнимемся,
Глядя друг другу в глаза жадно, как в зеркала.
Время быстро летит.
Как-то утром наступит еще одно завтра —
То, которое всё же приходит счастливые дни завершить.
Будет всё, как всегда.
Но, встряхнув волосами, ты скажешь внезапно:
«Ну пока. Я пошла.
Больше мне не звони и, прошу, не пиши».
Ты посмотришь с тоскою в окно,
Обнимая свои зябко плечи,
Скажешь:
«Нам же не больно, ведь правда?
Ты тоже меня не любил».
Я, пытаясь запомнить тебя навсегда,
Еле слышно отвечу:
«Слишком поздно. Прости.
Я в обратном случайно себя убедил».
А потом…
А что будет потом, я пока, если честно, не знаю.
Я еще не решался заглядывать в тот черный день далеко.
Может, там оборвется неловко моей странной жизни кривая?
Или вновь позмеится вперед
Равнодушно и даже легко?
А сейчас я беру карандаш и листок,
Торопливо рисую —
Проступает набросок дорожками тонкими линий скупых.
Я твой образ спешу ухватить,
Пока помню тебя,
Вот такую,
Чтобы после,
Когда час придет,
Распознать среди шумной толпы.
Жизни твердой рукой
Между нами пространства бескрайние брошены,
Ад тайги ледяной
И пурги завывающей буйное крошево.
И в виске всё быстрей
Жизнь годам счет ведет свой толчками-секундами.
Снятся в хмари ночей
Твои синие очи, сияя корундами.
Я не скоро вернусь —
Впереди экспедиции долгие месяцы.
Не впервой мне. И пусть
Над палаткой все вьюги таежные бесятся,
Не дает мне пропа́сть
Отраженный от спутника голос далекий твой,
И любви нашей власть
Побеждает пространство и демонов снежных вой.
Там, во тьме, плачет волк
И гуляет в еловых ветвях одинокого ветра смех.
Но весь мир словно смолк,
Когда слово «люблю» прорвалось через гул помех.
И я вздрогнул в тоске,
Сразу вспомнив, как это мне в губы шептала ты.
И как будто в руке
В этот миг твои пальцы я сжал вместо пустоты.
И волос твоих шелк
Будто снова лицо мне душистой накрыл волной.
И я плачу, как волк,
И смеюсь, словно ветер, под ласковый голос твой.
Слышат нас только звезды,
Деля с нами неба бездонный ночной эфир.
Ненадолго, но создан
Из мира тревог моего мост в твой светлый мир.
И летит над застылой,
Чужой, величаво молчащей седой тайгой:
«Я люблю тебя, милый». —
«И я тебя тоже». – «До встречи, мой дорогой».
Я знаю, что пробьет двенадцать раз —
И ты появишься. Зажгутся свечи.
Твой пестрый зонт, водой дождя слезясь,
Подсохнет, грустно сморщившись у печи.
Твой плащ, попав впервые в этот дом,
Давно пропахший холостяцким бытом,
Брезгливо передернет рукавом
И провисит всю ночь тут, позабытый.
А по утру исчезнут зонт и плащ,
И свечи воском вслед им прослезятся.
Останусь, одинок, пьян и пропащ,
Ждать, когда вновь часы пробьют двенадцать.
Стон удовольствия и наслаждения тихий вздох.
