Читать онлайн Игорь Топоров - Баллада о Топорове. Стихотворения, воспоминания, статьи



Редактор Игорь Германович Топоров


ISBN 978-5-0055-7555-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ИНТЕРЕСНОЕ ЭТО ЗАНЯТИЕ – ЖИТЬ НА ЗЕМЛЕ

Топоров А. М. (1891 – 1984), 1970-е гг., г. Николаев. Фото Кремко А. А. Личный архив Топорова И. Г.


Адриан Митрофанович Топоров (1891—1984) родился в семье беднейших крестьян из села Стойло, что на Старооскольщине, что не помешало ему добиться впечатляющих результатов в самых различных сферах творчества: просветитель, педагог, писатель, публицист, языковед, тонкий знаток многих видов искусств.

Его имя можно встретить в различных энциклопедиях. Личные фонды писателя имеются в Институте мировой литературы Российской Академии Наук имени А. М. Горького, питерском Пушкинском доме, государственных архивах, библиотеках и музеях Новосибирска, Белгорода, Курска, Старого Оскола, Ставрополя, Киева, Одессы, Николаева, Алтайского и Пермского краев. О Топорове до сих пор пишут книги, научные работы, снимают фильмы, ставят спектакли, говорят на литературно-общественных чтениях и научных конференциях…

В чем же причина не ослабевающего с годами интереса?! Она связана, в первую очередь, с главным детищем этого неординарного человека.

Молодой сельский учитель Адриан Топоров в им же созданной коммуне «Майское утро», что находилась неподалеку от Барнаула, с 1920 по 1932 годы ежедневно проводил с малограмотными или неграмотными вовсе крестьянами читки мировой и отечественной художественной литературы. Он сумел убедить неразговорчивых в обыденной жизни сибиряков высказаться по каждому из произведений.

Диапазон услышанного коммунарами в мастерском артистическом исполнении А. М. Топорова был поразительным. Это сотни книг: от «Орлеанской девы» Ф. Шиллера и К. Гамсуна – до пьес В. В. Иванова и К. А. Тренева; от античных поэтов, А. С. Пушкина и А. А. Блока – до Демьяна Бедного и В. В. Маяковского; от Л. Н. Толстого и Н. В. Гоголя – до В. Я. Зазубрина и А. С. Серафимовича.

Атмосферу тех читок прекрасно иллюстрируют слова самого Адриана Митрофановича:

«Как сейчас помню, читал я со сцены Пушкина, видел замерший зал, ощущал сотни воткнутых в меня глаз, и от этого в душе было сияние и легкий взлет».

Высказывания коммунаров о литературных произведениях так поразили А. М. Топорова, что он стал стенографически записывать их. В 1927 году началась публикация этих заметок с его пояснениями в бийской газете «Звезда Алтая» и в популярном «толстом» журнале «Сибирские огни» (г. Новосибирск). В 1930 году А. М. Топоров выступил в Москве с отдельной книгой «Крестьяне о писателях», которая получила восторженные отзывы известных деятелей культуры (А. М. Горький, В. В. Вересаев, К. И. Чуковский, Н. А Рубакин, П. М. Бицилли, чуть позже А. Т. Твардовский, М. В. Исаковский, С. П. Залыгин, В. А. Сухомлинский и др.) и злобную критику – от окололитературных деятелей. Вокруг нее шли ожесточенные споры, что и понятно, ибо на страницах «Крестьян», к примеру, «черным по белому» утверждалось, что Гомер или граф Л. Н. Толстой по языку своему ближе крестьянам, чем любой из советских авторов.

Вполне естественно, что властям и «литературным генералам» страны пришлись не по душе не подконтрольные им инициативы, исходящие из коммуны «Майское утро». Глубокая начитанность крестьянства, самобытность высказываний в их планы отнюдь не входили.

Как следствие, в 1937 году А. М. Топоров был незаконно репрессирован и до 1943 года отбывал наказание в исправительно-трудовых лагерях ГУЛАГа в Архангельской области, а сама книга на суде над ним фигурировала среди вещественных доказательств вины автора.

Дальнейшая ее судьба весьма трагична. В публикации второго и третьего томов «Крестьян» Топорову было отказано Госиздатом, а их рукопись уничтожена. Последний ее экземпляр погиб во время оккупации Старого Оскола в годы Великой Отечественной войны. Позднее «Крестьяне» были включены Главлитом в «Аннотированные списки политически вредных книг, подлежащих изъятию из библиотек и книготорговой сети» (Аннотир. список №10.М., 1951. Возвр.: Приказ №197. 13.02.1958) по следующим причинам:

«Книга засорена положительными упоминаниями врагов народа: Аросева, Пильняка, Кольцова. На с. 264—266 приведены положительные отзывы об Орешине и его творчестве»1.

Интерес к этому произведению и к личности его автора возобновился после его реабилитации (1958 г.) и космического полета Г. С. Титова (1961 г.), который называл А. М. Топорова своим «духовным дедом» (родители космонавта-2 были учениками и близкими друзьями писателя в коммуне «Майское утро») и не раз навещал в г. Николаеве, где Адриан Топоров провел последние 35 лет жизни.

Но и тогда за нестандартность мышления, принципиальную беспартийность и ершистый характер власти и собратья по перу не слишком жаловали автора «Крестьян», орденами и лауреатскими званиями не награждали, а в члены Союза писателей СССР приняли только лишь в возрасте 88 лет (!!).

Но книга продолжала жить и выдержала еще 6 изданий (последнее – в Москве, 2016 г.). Ее и ныне бережно хранят тысячи библиотек по всему свету – от Киева и Николаева, Москвы и Барнаула – до Братиславского университета и Библиотеки Конгресса (The Library of Congress) в Вашингтоне.

Уже в наши дни свет увидели мемуары писателя с замечательным оптимистическим названием «Интересное это занятие – жить на земле» (2015 г.), коллекция любопытных миниатюр о великих людях культуры, науки, политики «Мозаика» (2013, 2021 гг.), «Мозаика-2» (2020), «Воспоминания» (2021), рассказ «Фарт» (журнал «Дружба народов», 2016. – №9) и многое другое.

Нынешнее издание – первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания, статьи, стихотворения, высказывания деятелей культуры, журналистов, друзей, родных, учеников об Адриане Топорове. А также – прекрасный повод поразмышлять о масштабе личности этого Человека – «последнего рыцаря культуры ХХ века», как часто называли А. М. Топорова его современники.

Игорь Топоров

СТИХОТВОРЕНИЯ

Топоров Г. А., 1950-е гг. Автор фотографии неизвестен. Личный архив Топорова И. Г.

ТОПОРОВ Г. А.2 ВСТРЕЧА С ОТЦОМ3

(с. Стойло, годы 1937—1947)

В память об А. М. Топорове

В этот дом нас прибило из разных мест:
Я весь в бликах военных салютов,
Ты принёс свой тяжёлый, неправедный крест
Всенародной Голгофы лютой.
Как же ты постарел! Похудевший, измятый,
С поседевшей щетиной на впадинах щёк —
Целый день ты проводишь в неприбранной хате.
Ты, отец, постарел и душой занемог.
Нет в глазах твоих прежнего острого света,
Тускло смотрят, как в этой лачуге окно,
Что косится на нас из-под кружев газетных,
Пожелтевших, почти что истлевших давно.
Целый день ты с лица не уронишь улыбку,
Всё сидишь и молчишь, да кривишь щекой…
Но когда из футляра кормилицу-скрипку
Ты на свет достаёшь задрожавшей рукой
И когда ты её так влюблёно, так нежно
Вытираешь единственным чистым платком —
Ты становишься снова и светлым, и свежим,
И глаза твои трогает огоньком.
Ты сидишь предо мной похудевший, измятый,
Но когда в полутёмной крестьянской избе
Затоскует Массне, зазвенит Сарасате —
Я готов на коленях молиться тебе!
Льются звуки весенние, светлые, чистые,
И уже я не вижу твоей седины:
«Белой акации гроздья душистые
Вновь ароматом полны…».
Я вернулся, быть может неласковым сыном,
Неслучайно в глазах твоих часто укор,
Неслучайно и наших бесед половина
Превращается быстро в жестокий спор.
Но когда у твоей необритой щеки
Тёмным лаком сияет певучая дека,
Для меня нет больнее, острее тоски,
Нет любимей и ближе, чем ты, человека.
И я верю – мне скрипка об этом поёт —
что в какие-то лучшие годы
станет горе, что нынче твое и мое,
общей ношей большого народа.
1947 г.

ТОПОРОВ Г. А. В ДЕНЬ ПОХОРОН4

А. М. Топорову

Он век почти с упорством пилигрима
Шёл ради цели трудной, но святой,
Не проходя нигде в дороге мимо
Рождённого Добром и Красотой.
Он не страшился ни трудов, ни злобы,
Дав клятву жить, не тлея, а горя, —
И в хмурый мир, в таёжные трущобы
С ним приходила майская заря.
Неукротим, горяч – он был из клана
Неистовых служителей огня.
Возникнув, точно пламя из вулкана,
Он шёл, с дороги сумраки гоня.
Приязнь и гнев, восторги и обиды!
Во взлёте и на склоне лет.
Он был из тех, что в жизни, как болиды,
Сгорая, яркий оставляют след.
И всё ещё, хоть тих он перед нами,
Мысль не приемлет смерти торжество.
Вулкан потух? Нет, это просто пламя
Вернулось в глубь, исторгшую его.
25 июля 1984 г.

Фильберт В. А., 1960-е гг, г. Владимир. Автор фотографии неизвестен (из интернета).

ФИЛЬБЕРТ В. А.5 БАЛЛАДА О ТОПОРОВЕ6

Алтайские степи,
Целинные степи…
Подвеска хрустальная
Гаснет и светит.
Коммуна не спит.
Собралась к огоньку.
Свет
Выхватил лица
Со лба
И до скул;
Свет
Руки тяжелые
Выбрал из тьмы…
Учитель читает
И внемлют умы.
Свинцовые годы.
Деникин, Шкуро…
Взводился и щёлкал
В атаках
Курок.
Враги предавали, клянясь и любя…
Правдивая книга
В гостях
У тебя!

Январев Э. И., г. Николаев. Фото: Wikimedia Commons. Автор фотографии Зиньковская Ю. Э.

ЯНВАРЕВ Э. И.7 БАЛЛАДА АДРИАНА8

Памяти А. М. Топорова, великого педагога,

автора книги «Крестьяне о писателях»

1.
Покуда степь дремала,
учителя-изгоя,
смутьяна Адриана везли
из Подмосковья.
Везли его далеко,
все в сторону востока,
быть может, до Иркутска,
быть может, до Якутска…
А нарекли смутьяном
учителя простого
затем, что он крестьянам
толмачил Льва Толстого.
Он Пушкина и
Фета читал им при коптилке.
За самое за это
и оказался в ссылке.
…Уже в иную пору
родного государства
он рассказал мне, хворый,
про все свои мытарства.
Он шел не в ногу с веком,
был плотью – не металлом,
но в преисподней зэкам
Есенина читал он!
Больничная палата,
ко сну готовясь рано,
была концом баллады
смутьяна Адриана.
2.
Киношников влекла к себе природа
и звал объект, где планы претворялись.
Я говорил: – Снимайте Топорова! —
Не слышали. А, может, притворялись.
В сталелитейном
сталь была багрова.
Над стадионом
мяч звенел в зените.
Но я твердил: – Снимайте Топорова,
и хватит врать, что пленка в дефиците.
Уже топтался август у порога,
и теплый дождь над городом качался,
а я кричал: – Снимайте Топорова!
…И судя по всему, не докричался.

ЯНВАРЕВ Э. И. МУЗЫКА ДЛЯ ТОПОРОВА9

Учителю родителей космонавта-2

Играет камерный оркестр
Для юбиляра Топоро́ва,
Как будто истово окрест
Шумит осенняя дуброва.
Играет, собственно, ему,
Но незаметно,
Постепенно,
И мы уже по одному
Продуты вьюгою Шопена.
Искусы века поборов,
Необоримые порою,
Сидит на сцене Топоро́в
И наслаждается игрою.
За то, что обучал добру
И проживал
Не в хате с краю,
Ему сегодня не муру,
А только классику играют.
Растрогался,
Слезу смахнул,
Бледнее стал и отрешеннее.
Он в жизни всякого хлебнул!
Он причащается гармонии.
Сломил последнюю хулу,
Сквитался с кривдою последней
И шепчет музыке хвалу —
Красивый,
Девяностолетний…

ЯНВАРЕВ Э. И. ПРИТЧА О ТОПОРОВЕ10

Степана Титова учил Топоров
далекой, почти легендарной порой
в коммуне «Майское утро»:
Толстого читал и читал Золя,
учил наблюдать, как встает заря
и как угасает утло.
Брал его за руку – и за порог,
туда, где сосновый синел борок:
– А ну-ка, Стёп, попроворней! —
Учил ни звезды, ни гриба, ни листка
для памяти – емкого туеска —
в юности не проворонить.
И вырос Степан, возмужал Степан
и бегал по мокрым алтайским степям,
любил
                              под разлатым кедром.
На скрипке играл и травы косил,
потом у него народился сын,
и сына назвали – Герман.
А тот Митрофаныч, а тот Топоров,
представьте – жив, представьте – здоров!