Если Бог есть, то чудес не существует, ведь невозможно сотворить то, чего не знаешь…
Я, Втор
Здесь он уже однажды был и сразу же узнал этого размалеванного мелом и сажей придурка, который верховодил людьми, танцующими под ритмичные удары его дубинки.
«Еды просят. Много. Сразу. И почти что даром. За умственные и физические усилия одной-единственной охоты возжелали результатов трех охот. Что ж, этот их, как они называют, Колдун чувствует возможности Баловня и намеренно заставляет своих просить больше, чтобы иметь возможность получить хотя бы то, что крайне необходимо… Талантлив, обормот!»
Подспудным чувством тот улавливает ведущий ритм пульсации огня, то бишь самого Баловня – эти деревянные гуки так сладко ложатся на жизненный ритм! Баловень не мог не выказать Колдуну своего удовольствия – полыхнул в полпещеры. Люди испуганно шарахнулись к стенам, Колдун несколько раз встряхнул пальцами в сторону костра, прошамкал себе под нос звуки, несуразные для людей племени, и уже для всех произнес:
– Будет охота. Будет буйвол. Дух Огня услышал вас!
«Ты смотри-ка, как лихо завирает, – восхитился наглостью Колдуна Баловень. – Ишь ты, «услышал вас»! Вы пляшите себе под его дудочку, а он якобы все устроит вам в лучшем виде. Одно слово – мракосвет…»
Не было еще такого места, в котором побывал Баловень и, чтобы там не оказалось хотя бы одного мракосвета. Любопытные существа… Так и норовят влиться в Баловня, даже не предполагая, что с ними может в таком случае произойти!
…Люди, укрывшись шкурами, приобняв теплыми лапами своих детенышей, постепенно засыпали. Колдун ждал полного сна. Он чуял. Он что-то такое чуял. Один раз он уже это чуял, когда был совсем молодым и резвым. Молния ударила в дерево, и оно вспыхнуло. Соплеменники кинулись врассыпную, а он стоял у дерева и сомневался – так уж ли ужасен огонь? И огонь ослаб, перестал обжигать и лишь приятно грел. Юноша набрал в горсти остывшие угли и окунул в них лицо. Затем подобрал тлеющую ветку и отнес ее в пещеру. Испугать? Похвастаться? Согреть? И то, и другое, и третье…
С той поры огонь навсегда поселился в пещере, а соплеменники признали его избранность. Нет-нет, вожаком был другой, самый быстрый и сильный! А Колдун являл собой непонятность, и это вызывало у всех опаску и повиновение, ведь тот говорил с огнем.
Вот и теперь Колдун навис над малиновыми углями с перебегающими по ним язычками огня и напрягся чем-то таким непонятным внутри груди. «Ага! Изволил захотеть пообщаться, – усмехнулся Баловень. – Ну-ну… И вот так со всеми этими колдунами всегда: пульсируют желанием необъемным и неназываемым. Ну хочется тебе чего-то, ну – подумай, поразмысли, что из этого получится не только сегодня, но и завтра, и еще позже. Назови это свое хотение и, потрудившись, получи его! Нет же, хочется чего-то такого… Вот и этот бедолага!
Уж как ему хочется, а чего именно – и сам не может понять. Если подумать за него, то так и так получается, что желает еще большей власти. Куда уж ему больше? Чуть что, так сразу все люди племени просят его призвать в союзники то духов дождя, то – ветра, то – охоты…»
Не без помощи Баловня Колдун еще тогда, будучи юнцом, кое-что уловил, усвоил. Повелевать духами ему, конечно, не по силам, но приводить их на некоторое время в небольшое замешательство – это получалось, и нередко. А когда те переставали на несколько часов хлопотать о подвластных им явлениях природы, люди племени успевали удачно поохотиться. Они всегда точно знали, чего хотели. Трудились и получали. Да еще и духи в нужное время не очень-то мешали – это было немалым облегчением, так что Колдуна ценили и признавали его власть.
