– Ничего, сынки, на ваш век войн еще хватит! Вон сколько у России вокруг недругов, то один, то другой в бок вцепиться норовит!
Но попробуй успокой мальчишку, которому всего пятнадцать, а мечта одна – драться и побеждать во славу Отечества на морях и океанах!
Захватив «Ярославец» и «Гектор», Карл Зюдерманландский проследовал к Гангутскому мысу, контролировавшему вход в Финский залив, где и бросил якорь, прикрывая морской фланг. Через день мимо флота прошла под штандартом короля шхерная флотилия в 85 вымпелов с 12-тысячным десантом. На следующий день Густав Третий высадился с войсками у Гельсингфорса, собрав там более 40 тысяч штыков. Теперь следующий ход был за принцем Карлом, который должен был поставить России шах – разгромить русский флот. После этого следовал уже и мат – высадка десанта в районе Петергофа и стремительное наступление на Петербург.
27 июня в день Полтавской победы императрица Екатерина Вторая подписала указ о войне со Швецией.
– В этом я вижу добрый знак! – сказала она.
* * *
В Кронштадт в те тревожные дни понагнали рекрутов, которых лихорадочно обучали азам матросского дела. За красивостью уже не гнались, лишь бы суть усвоили. Намного хуже дело было с офицерами. Вахтенного начальника за три недели не сделать, тут годы нужны. Кликнули из поместий с десяток отставных лейтенантов, взяли и несколько торговых капитанов, но всего этого было слишком мало для комплектации большого флота. Тогда пошли на меру крайнюю и вынужденную.
В Морском корпусе на плацу построили гардемаринов.
– Кому пятнадцать и более годов, ходи вперед!
Вышли и те, кому было пятнадцать и более, а вместе с ними и те, кому на самом деле было и менее. Не отставать же от товарищей!
Барабанщик ударил в палки сигнал «внимание всем». После чего директор корпуса зачитал наскоро написанный гардемаринский список.
– Волею ея императорского величества все нижепоименованные господа гардемарины с сего дня зачисляются в действующий флот «за мичманы», с последующим производством в оный чин по достижении шестнадцати годов!
Новоиспеченные офицеры кричали «ура» и высоко вверх подбрасывали свои треуголки. Кадеты младших классов, присутствовавшие при сем действии, рыдали навзрыд от мальчишеской зависти. Им-то снова предстояло идти в классы и зубрить геометрию с тригонометрией.
В тот день все новопроизведенные были расписаны в Кронштадт и Ревель. На флоте малолетних офицеров встретили весело, изгаляясь в прозвищах. Если на линейных кораблях мальчишек «за мичманов» тут же прозвали «ни то ни се», то на фрегатах и других малых судах – херувимами. Мальчишки, впрочем, не обижались, главное, что теперь они попали на настоящую войну, а уж там они всем на деле покажут, на что способны!
В портовых конторах новоиспеченных мичманов быстро распределили по кораблям и фрегатам. У большинства прибывших на флоте или отец, или брат, а у кого-то и вся родня, до троюродных дядьев включительно. Никто этому не удивляется, на русском флоте служат не только семьями, но и целыми родами! Родственные связи всегда помогают. Недаром на флоте говорят, что если ты имеешь двоюродным братом адмиральского кота, то и это сослужит тебе хорошую службу.
Мичмана-мальчишки трогательны и непосредственны. Все, как старые капитаны, они левой рукой придерживали свои новенькие кортики, а правую, со значением, держали за пазухой. Треуголки на головах, как у испытанных зейманов, развернуты концами «в корму» и «в нос», так, что золотые кисточки болтались между глаз. На ногах у всех громко скрипели новые лакированные башмаки с начищенными медными пряжками, а на новых мундирах еще ни одной пылинки.
