Матвей увеличивает темп, просто вдалбливается в меня на бешеной скорости, шлепая яйцами по заднице. Поднимает меня ладонями за задницу, вколачиваясь, словно отбойный молоток.
— Ща, ща конфетка, я почти кончил. Вот так, сильнее. Бля, как охуенно! Такая узенькая!
Мне хочется, чтобы он замолчал или поцеловал меня. Что угодно, только чтобы это прекратилось!
Матвей просто наваливается сверху, слизывает слезы, лижет губы, наклоняется, начинает втягивать соски, продолжая двигаться внутри, натирать, увеличивая темп.
— Умница моя, послушная, хорошая девочка, вот так!
Он задирает мои ноги, меняя угол, а я обхватываю его влажную шею, ловлю губы, продолжая терпеть эту муку.
— Ну, потерпи, ради меня. Знаешь, как это круто! Я покажу, покажу… Бляяя.
Он двигается все быстрее, а я, наконец, ощущаю, как боль отпускает, становится не такой острой. Выпрямляю ноги, сама начинаю двигать бедрами, чувствовать внутри себя не только резь, но и плоть. Она скользит во мне на какой-то бешеной скорости, и я подмахиваю ему бедрами, делая спиной волну.
— Ах, сука… — он толкается еще раз, застывает, вытаскивает член и тут же спускается вниз. Смотрю на покрасневшие от трения губы, которые он тут же целует, словно рану заглаживает. Снова и снова стреляет кончиком языка в самый центр, а меня от напряжения и удовольствия током бьет. Мне больше не больно! Наоборот, меня кидает в океан, где Нептун— Матвей ловко управляет стихией моего наслаждения. Еще движение языком, и меня прошибает! Я дергаюсь, кричу, царапаю его шею ногтями, пронзаюсь током. Мышцы словно выкручивает, низ живота горит огнем, между ног настоящее цунами.
— Господи, Матвей, Матвей! – шепчу я в беспамятстве и тут же растворяюсь в неге. – Матвей!
Он отпускает меня, смотрит долго, пока меня бьют остаточные заряды. Гладит пальцами взбухшие половые губки. Другой рукой снимает презерватив. Тут же его перевязывает и поднимается.
— Куда ты? — не могу не выдохнуть, а он даже не отвечает, просто уходит и через минуту возвращается. В руках пачка сигарет и бутылка колы.
— Пьешь такое?
— Ну, да, — хотя лучше вода, конечно. Делаю небольшой глоток, закрываю бутылку, смотря, как Матвей подходит к окну и вытягивает сигарету из пачки. Подкуривает зажигалкой и затягивается. Приоткрывает окно. На меня тут же дует сквозняком.
— Одеяло под тобой. Извини, не стиранное.
Я смотрю на него, на пару капель крови, что остались единственными свидетелями потерянной девственности. Накрываюсь им и продолжаю смотреть на Матвея.
На языке вертится дурацкий вопрос: «А что дальше?», — но я боюсь его задать.
— Все еще хочешь быть моей девушкой? — поворачивает он голову, а я пожимаю плечами.
— Разве я что-то решаю?
— Не решаешь, но когда я задал вопрос, тебе надо не строить из себя стерву, а ответить на него.
— Хочу!
— А маме что скажешь? Она явно не ждет, что ее дочка свяжется с сутенером. Надеюсь, ты поняла, кем я работаю.
— Можно же сказать, что ты владелец клуба?
— Ну, или так. Можно, например, сказать, что не выебал тебя, а мы занимались любовью, — последнее слово его словно смешит. — Сути же не меняет, да?
Щеки горят, губы на автомате облизываю.
— Ну, да.
— Ладно, не смотри так. Все будет нормально.
Он тушит сигарету, закрывает окно, идет ко мне, а мой пульс учащается. Особенно, когда он толкает меня на подушки, ложится сам и тянет одеяло, накрывая нас обоих.
Я сглатываю, почему-то думая, что вот такие моменты близости даже ярче, чем секс с ним. Сейчас даже можно представить, что мы вот также будем спать через много лет. Что будем вместе.
