Банджо. Роман без сюжета - страница 19

Идея собрать оркестр снова завладела его воображением. Почему бы не начать с Африканского кафе? Мальти мог бы отпадно играть на гитаре – вот только гитары нет. Если сенегалец-хозяин хоть чуточку смекает, что к чему, он мог бы разориться на гитару для Мальти – вот тебе уже и оркестрик, изюминка бара, залог его популярности.

Именно так, с пустяка, и начинались многие великие дела. Дайте ему шанс – и он на уши поставит всю эту помойку, заставит их взглянуть на него, покажет им, что такое настоящий блеск, настоящая игра. Вот бы парочка американских темненьких потаскушек показали этим канавским, как прилично двигаться, – сплясали бы как дома, в темнокожем Гарлеме. У Банджо нутро так и зудело – учинить что-нибудь эдакое.

И как-то раз днем он взял да и ворвался в свою мечту – на грузовой корабль, экипаж которого, четверо цветных ребят, сочиняли музыку и имели в хозяйстве банджо, укулеле, мандолину, гитару и рожок. В тот вечер Банджо и Мальти, совсем потеряв голову, чуть ли не волоком притащили маленький ансамбль в Старый порт. Такого в сенегальском баре еще не видели. Изобразили несколько зажигательных популярных мелодий, но сенегальцы громко требовали «Встряхни эту штуку». Банджо подхватил мотив, а ребята с грузового мигом подыграли. И тут Банджо разошелся уже не на шутку и заиграл в своей собственной безудержной, удивительной манере.

Девушку-полуарабку из Алжира это привело в настоящее неистовство. Она выскочила в самый центр зала и закачалась в приседающей африканской пляске. Парень с мандолиной, бойкий и коренастый – из всей четверки самый светлокожий (цвет лица у него был такой же, какого бывает грубая оберточная бумага) – глаз от нее не мог отвести. Волосы у нее были обрезаны и стояли торчком, блестящие, кучерявые, точно птичье гнездо. Сама она была широкая в кости, полнотелая, и в толстых губах ее была какая-то дикарская манкость.

– Куантро! – воскликнула негритянка, когда, едва музыка смолкла, парень с кожей цвета коричневой бумаги предложил ей выпить.

– За’рканил ентот гол’дранец тел’чку, – обратился Мальти к Банджо.

– А она знает, что у него хватка как раз под ее телеса, – откликнулся Банджо. – Ты глянь, как зыркает на него, глаз так и блестит! Ах, парень! И у тебя, и у меня на новенького всё было то же: блестели нам какие хошь глаза в телочьем мире!

– Так-то ‘но так, да т’лько те-то на чо жал’ться. Лучшие гл’зки в городе те ‘дному и бл’стят.

– Хе-хе, – фыркнул Банджо. – Провалиться мне на месте, если ты, Мальти, иной раз не раскисаешь вконец. Не принимай ты их к сердцу, старина, принесло – да и бери.

Он наполнил стакан красным вином, стукнул его бочком о кромку стакана Мальти и провозгласил:

– Юг, молюсь за твое спасение!

– И я м’люсь, – присовокупил Мальти.

Красивые, удовлетворенные животные. Музыка заиграла вновь. Сенегальцы заполонили площадку и отплясывали в центре. Когда они танцевали поодиночке или мужчина против мужчины, выходило лучше, чем с девушками, потому что тогда давали волю сильным ногам и пляска становилась более дикой, свирепой, необузданной. Сенегальцы в синих комбинезонах и мадагаскарские солдаты в хаки вместе выкидывали коленца. Мартиниканец кружил свою мулатку, посверкивавшую золотым зубом. Сенегальский сержант – хорошенькую блондинку. Боец-конголезец вышагивал со своей Маргаритой. И поющий Банджо, Банджо с белозубой усмешкой – ведет, увлекает музыку за собой…