Итай и Нкваме расстались почти друзьями, когда компьютер наконец заработал. Чувствуя, что надо как то объяснить свое присутствие, Итай рассказал, не вдаваясь в подробности что попал в неприятное положение и вынужден был просить помощи у Джо, которая работала в доме у его матери.
На это Нкваме перестав улыбаться коротко кивнул и сказал:
–Большинство из нас знает, что это такое, когда некуда идти. Мы бы здесь не выжили если бы не помогали друг другу. Так что, если что-то понадобится, моя дверь открыта- и на прощание пожал Итаю руку.
Перед тем, как Нкваме смог покинуть гостеприимную квартиру, Джо попыталась рекрутировать его на починку протекающего унитаза, на что Нкваме извиняющимся тоном сказал, что опаздывает на работу и пообещал обязательно зайти в ближайшее время.
После ухода Нкваме, Джо тоже стала собираться на работу.
– Если проголодаешься, в холодильнике есть тушеная крыса с рисом и овощами. Тереза готовила. Очень вкусно. Рекомендую. – с невинной улыбкой сказала Джо, лукаво посмотрев на Итая.
Увидев его перекошенную от ужаса физиономию, девушки расхохотались.
–Никакая не крыса, а курица – смеясь сказала Тереза- Хороших мясных крыс у вас в стране не купить. Вот у нас на Филиппинах…– девушка мечтательно закатила глаза.
Перед уходом Итай попросил Джо купить для него некоторые вещи – сим карту для телефона зубную щетку…
–А бритву? – спросила Джо
– Аа… Я нашел у вас какой-то бритвенный станок и побрился- сказал Итай.
–А, ну хорошо… Вообще-то мы с девочками этим удаляем лишние волосы с ног, но если это тебе не мешает, то ты можешь и дальше им пользоваться…– и, расхохотавшись, закрыла входную дверь.
Глава 8.
Перекресток улиц Кинг Джордж, Шенкин и Алленби был одним из самых оживленных в городе. Хипстерская улица Шенкин и знаменитая своими пабами и ярмаркой пешеходная Нахлат Беньямин пересекаются с некогда элегантной, а ныне весьма запущенной Алленби и торговой Кинг Джордж, создавая немыслимый человеческий водоворот и столь же немыслимую какофонию звуков. Одними из постоянных участников тель-авивской уличной сцены, наряду с музыкантами, попрошайкам, промоутерами и разношерстными политическими активистами, были ультраортодоксальные евреи, предлагавшие (иногда довольно навязчиво) всем прохожим мужчинам выполнить заповедь наложения тфиллин. Большинство прохожих от них шарахались, некоторые цедили что-то наподобие извинений и ускоряли шаг, но, а некоторые соглашались, принимали постное выражение лица, пока миссионеры заученными движениями оборачивали их левые руки кожаными ремешками тфиллин.
Одним из завсегдатаев перекрестка был некто Йехезкель. Каждую пятницу рано утром он приезжал из Бней-Брака на тяжело груженном мотороллере, устанавливал раскладной столик, раскладывал на нем молитвенники и коробочки тфиллин и начинал активный поиск желающих в преддверии священного субботнего дня совершить важнейшую для иудеев заповедь Программа максимум была после наложения тфиллин завести душеспасительную беседу и в конце пригласить дорогого еврея на уроки Священного писания, предварительно вручив ему диск с лекцией одного из самых блистательных знатоков Торы, иерусалимского раввина Альтшулера. Как и многие ортодоксальные евреи, Йехезкель носил широкополую шляпу и мешковатый темно-синий костюм, но в теплые дни он снимал слегка замызганный пиджак и оставался в белоснежной рубашке и брюках на подтяжках. Отличительной особенностью Хези, как его все называли, была клокастая нечесаная рыжая бородища, придававшая ему вид немного комичный. Но Хези это особо не волновало- он мурлыкал под нос хасидские песни и не обижался, даже когда на предложение исполнить заповедь прохожие ему открыто грубили или назидательно советовали идти работать. Последнее в отношении Хези было несправедливо- за те несколько лет, что прошли с тех пор как он вернулся к соблюдению строгих заповедей иудаизма (как раз, после посещения семинара раввина Альтшулера), Хези овладел престижной в религиозных кругах профессией переписчика священных книг, что давало его семье скромный, но стабильный достаток. Вообщем, за то время, что Хези каждую пятницу появлялся на перекрестке Аленнби и Шенкин, он стал местной достопримечательностью, и даже двадцатилетняя продавщица фруктовых шейков из киоска, расположенного неподалеку начинала завидев его напевать что-то, вроде: “Эль-эль-эль- Йехезкель!” на мотив старой шуточной песенки Шмулика Крауса.
