- Что-то они слишком увлеклись, - прищёлкнула языком кормилица.
А добрый и благородный сэр (по мнению папочки) соизволил заметить внимание девиц и усмехнулся. Да, я зря обругала Эдварда. Не дай Бог получить такого мужа, как сэр Баран! Он сразу задерёт нос и будет тут всем командовать, даром, что ничего не понимает в деревенском хозяйстве. И на девиц будет заглядываться. И не только заглядываться.
Какая гадость, между прочим! Я с размаху треснула палкой по матрасу, промахнулась, и удар пришёлся по лавке, больно отозвавшись в ладонь.
- Знаете что, - сказала кормилица, отбирая у меня палку, - идите-ка отдохните. Как по мне, вы перетрудились, - и она крикнула хихикающим девицам: - Энн! Бесси! А ну, марш в кухню!
Хворост был подобран в считанные секунды, и девицы уже бежали через двор, но их окликнул сэр Мюфла. Я смотрела, как он о чём-то разговаривает с девушками, и жалела только о том, что кормилица отобрала у меня палку.
Шептуны посмотрели в нашу сторону, и я сразу принялась переворачивать матрас, хотя он ещё не был выбит с одной стороны.
- Да идите уже, леди! – заворчала кормилица. – Справлюсь без вас.
Только как можно было уйти, если сэр Мюфла отложил скребок, потянулся, словно нарочно красуясь своим мускулистым телом, и… направился к нам.
Вцепившись в перину, словно в ней было спасение всей моей жизни, я всё равно поняла, когда рыцарь подошёл. Просто почувствовала это – всей кожей, всей душой. Но продолжала возиться с матрасом, хотя кормилица уже вовсю наступала мне на ногу.
- Что вам, господин? – спросила она добрым-предобрым голоском, но сама дрожала, как заячий хвост. – Миледи сейчас занята… Может, поговорите попозже?
- Мне нужна не миледи, а вы, тётушка Пруденс, - сказал Мюфла, и я от удивления уронила матрас. – Можете раздобыть мне рубашку попроще? – спросил рыцарь, глядя, как я стряхиваю с упавшей перины пыль и сор. – Перемены у меня нет, а бегать голышом не привык.
- А… да… - совсем растерялась кормилица. – Трудновато найти что-нибудь такого размера… Но я поищу.
- Буду очень благодарен, - сэр Мюфла был – сама сердечность, и это злило ещё больше, чем когда он усмехался вилланкам.
- Что-нибудь ещё? – спросила кормилица, немного придя в себя.
- Да, ещё бы помыться, если у вас это принято, - он почесал грудь, и я против воли уставилась на неё – широкую, с бугристыми пластами мышц.
Волосы на этой груди были темнее, чем на голове – русые, но тоже с золотистым оттенком. И на широкой, как доска, груди совсем крохотным казался кожаный мешочек на витом шнурке – обычно в таких носят ладанку. И золотистая дорожка сбегала от пупка до… до…
Я закашлялась, и теперь по спине меня постучала кормилица.
- Что же вы нас обижаете, сэр, - сказала она, и голос даже перестал дрожать – как быстро она перестала бояться. – Бог с вами! Конечно, у нас принято мыться! Вчера нам как-то не до этого было, вы уж простите. Сейчас же распоряжусь, чтобы затопили баню. И перемену белья вам обеспечу, не сомневайтесь.
- Что с вашей хозяйкой? – спросил между тем рыцарь. – С чего раскашлялась? Заболела?
- Просто крошка не в то горло попала, - объяснила кормилица, а я усиленно закивала, показывая, что так оно и есть – причина в крошке.
- Будьте поосторожнее, миледи, - пожелал Мюфла и отбыл к своему коню, а я смогла вздохнуть полной грудью.
- Пойду насчёт бани, - кормилица посмотрела на меня с сочувствием. – Вы бы тоже, миледи… Ушли бы в холодок куда-нибудь.
