— Но это уже случилось, — пытаюсь его образумить.
— Нет. Ничего, по сути, не случилось. Сейчас заправимся и вернемся в Глазго, — обескураживает меня Торен. — Попрошу твоего отца получше присматривать за тобой.
— Я не вернусь в Глазго, — вроде бы уже говорили об этом, зачем снова?
— Тебе двадцать два года. Мне — тридцать четыре. И помимо возраста, у нас полно других препятствий для того, чтобы быть вместе, — продолжает рассуждать Торен.
Я улыбаюсь украдкой. В его мыслях мы уже вместе, просто он ищет возможности не навлечь на себя неприятности из-за связи со мной. Но ведь уже поздно и он не хочет себе в этом признаться. Значит, нужно ему помочь.
— Ты уже знаешь, что я боюсь темноты. Наверное, если бы я ориентировалась в ней, если бы была мне подвластна, страха бы не было. А чего боишься ты, Торен МакФэлан? — решаюсь задать вопрос, но почти не надеюсь на то, что он скажет правду. Опять отшутится. Скажет глупость либо про внешность, либо про возраст.
Он поворачивается ко мне. Смотрит пронзительно. И его глаза… они снова вспыхивают. Нет, это не мерцание, и не “рефлекторное”.
— Я боюсь, что однажды полностью подчинюсь своему зверю.
— Почему? — у меня перехватывает дыхание от его сурового и пронзительного взгляда. Я не ожидала, что он ответит честно без какой-либо защитной реакции. И что значит “подчинюсь”? В нем живут две сущности? Как это происходит вообще?
— По той же причине, что и ты боишься темноты. Если волк окажется сильнее меня, я не смогу его контролировать. Не смогу отвечать за себя и свои поступки. Но потом, когда придет отрезвление, я буду бесконечно об этом жалеть.
Я потрясена до глубины души.
Пугают ли меня его слова? До безумия. Мой любимый человек только что признался мне, что в нем сидит нечто ему неподвластное. Но я откуда-то знаю, что даже будучи зверем, Торен ни за что не обидит меня. Физически. А может, его зверь относится ко мне лучше, чем он сам? Отсюда в нем такие противоречия?
Надо достучаться до самого Волка, значит?
— С тобой это уже происходило, верно? — догадываюсь я.
Торен мне не отвечает. Сводит челюсти с силой. Так, что ходят желваки по лицу. Отворачивается и снова смотрит на дорогу, продолжая хрустеть пальцами.
У каждого из нас свои страхи…
Я останавливаюсь за несколько сотен метров до заправки на обочине. Хорошо, что дорога безлюдная и освещается лишь светом фар.
Айлин что-то спрашивает, но я не слушаю и выхожу. Непроизвольно хлопаю дверью, испачкав руки.
Кажется, при мойке машины, грязь будет вместе с покрытием отваливаться. Ну, Айлин! Зараза!
Все, что происходит со мной — немыслимо и нелепо. Это… это… я даже дать объяснение не могу. Я еле держусь. И то, наверное, потому что “Рори” задел мой бок когтями, разорвав рубашку и кожу. Кровь запекается быстро, но при малейшем движении, рана вскрывается и кровь снова бежит. У меня в багажнике точно есть перевязочный материал и запасная рубашка. Всегда беру с собой, на случай каких-нибудь разборок и ситуаций.
Срываю с себя рубашку. Пуговицы отлетают — я бы ее выкинул прямо на дороге, но не хочу оставлять следы. Но все равно от рубашки нужно избавиться, сжечь ее — на ней следы когтей и крови. Не моей крови.
Не слышу, скорее чувствую, как Айлин идет ко мне. Ее запах сводит меня с ума.
Когда она заявила, что может быть с другим мужчиной — я чуть не придушил ее. Это все доходит до абсурда. Я пытаюсь сопротивляться, вернуть все в нормальное русло. Но хожу по тонкой грани. Слишком тонкой.
