– Капитан Чегоди, – представился служивый.
– Не-а…
Совсем уже ребячьи болтаю ногой. Правой, затекшей ногой. И сплёвываю на пол. Они терпят мои пакости, жидкость выходит из меня… Должно быть, старательные у них тут уборщицы.
– Не вы… Вот этот человек, что сидит в углу вашего кабинета. И говорит странные вещи… Кто он?
– Да! – кричит «профессор». – Капитан, представьте меня! Но только уж по всей форме, без скороговорок и сокращений.
Капитан встаёт. Поправляет китель.
И чеканит:
– Верховный маг Правительственного совета Свободных Российских территорий, доктор некромантии и некрологии, понтифик Транс-Реалии, магистр спиритологии, Верховный Мастер некронавигации и Господин Белого шара Анастасий Сабельев.
Надо же… Столько званий, и каких.
Тру губы ладонью. Стираю клейкий налёт.
– Признаться, теперь уж совсем ничего не понимаю.
А больше всего поразило то, что у странного этого типа фамилия заканчивается на '-ев».
Мне кто-то говорил (кто-то из едва знакомых приятелей, сослуживцев-письмоносцев Отдела торговых уведомлений, рассказывал давно и как-то между прочим, так что поначалу на слова эти и обратил внимания, но, выходит, всё-таки запомнил), что фамилии, заканчивающиеся на '-ов»,
«-ев» и '-ин» (кроме фамилии «Георгин», весьма распространённой среди цветочников южных территорий) – очень древние. И встречаются крайне редко, поскольку из широкого употребления вышли лет сорок назад. И обладателей таких фамилий мало осталось, и принадлежит они, должно быть, к древним и славным родам, корнями уходящим к тем временам, когда бывшая ещё страною наша конфедерация свободных территорий…
Ой, чёрт!
Будто резаком полоснули по животу. Такая неожиданная, резкая, до слёз, до мычания – отточенной ножевой кромкой режущая боль.
Срываюсь на крик:
– Так что вам нужно от меня?! Что?!
Капитан, смущённо переминаясь с ноги на ногу, косит в сторону мага.
– Магистр Анастасий, тут вы уж сами… Сами скажите ему… Я в этих ваших делах ничего не понимаю.
В старом доме на странной земле было тихо.
Деревянный двухэтажный дом на краю поляны оплетён со всех сторон плотно сросшимися ветвями тёрна, сквозь густоту и непроглядье колючих побегов которого пробивались лишь толстые коричнево-зелёные стебли чертополоха.
Дом, когда-то очень давно покрашенный бирюзовой, теперь уже выцветшей и выгоревшей до бледной, голубовато-серого невнятного оттенка краской, с фасада зарос виноградной пышной бородой, а боков – бешеным огурцом, свесившим с поката крыши тугие и колючие свои шары, наполненные созревшими семенами.
Тыльная же сторона дома была ему не видна. Но, верно, и она заросла. Густо. Непроходимо.
Почему-то он был уверен, что – непроходимо. Зелёным непроглядным, спутанным сплетением.
Он не помнил, как прошёл через лес. И не понимал, как сумел пройти. Ведь казалось… Да что там казалось, и впрямь невозможно было пройти, пробраться, пробежать, пусть даже с закрытыми глазами, сжатыми губами и остановившимся дыханием сквозь этот горящий, полыхающий, потоками пламени залитый и высокими огенными столбами перекрытый лес.
Горящий лес со всех сторон окружал поляну.
И Кузьма никак не мог понять, как получилось у него пробраться через этот лес.
И почему…
Он коснулся волос.
И почему не обгорели…
Н провёл руками по одежде.
И одежка без подпалин. Цела! Совершенно цела.
И ещё…
Он внимательно осмотрел ладони. Закатал рукав на левой руке. Пощупал кожу.
