Бархатные ночи - страница 7



У меня внутри всё оборвалось.

Полгода.

Может, больше.

Да он на мне места живого не оставит!

5. Глава 5

Я собрала остаток сил, обеими ладонями толкнула его в грудь, дёрнулась всем телом.

У меня всё-таки получилось вырваться. И скорее всего лишь потому, что он разжал руки и сам меня отпустил. Я бросилась в сторону.

- Осторожно, дурёха! Расшибёшься же, - невозмутимо проговорила темнота.

Он со мной играет. Точно. Знает, что никуда не денусь, и теперь наслаждается. Не спешит бросаться на добычу. Зачем? Ведь можно ещё поиграть.

Мои руки очень быстро наткнулись на каменную стену. Надежды на то, что вдруг здесь есть ещё какой-нибудь ход, быстро таяли по мере того, как я вела ладонями, словно слепец, по бугристой поверхности. В конце концов я просто уткнулась в скруглённый угол. Никаких острых граней и выступающих камней, которые можно отломать и использовать как оружие. Пол тоже очень ровный.

Я обернулась и прижалась спиной к стене. Ноги уже не держали, и я медленно по ней сползла. Жалко всхлипнула, сердито отёрла слёзы.

Темнота всё это время спокойно ждала, пока я набегаюсь. А потом, загнав меня в угол, начала медленно двигаться. Я буквально кожей, каждым вставшим дыбом волоском ощущала, что он всё ближе.

Вздрогнула всем телом, когда на щиколотку опустилась тяжёлая ладонь.

Первое желание было – отдёрнуть ноги, подтянуть к груди, сжаться в комок. Но разве это поможет? Или наоборот, закрыть глаза и не думать ни о чём, попробовать остаться безучастной… может, тогда я быстрее ему надоем, и он меня оставит в покое? Кажется, всё, на что могу рассчитывать – это чтобы весь кошмар, по крайней мере, быстрее закончился.

Я снова всхлипнула. Постаралась не шевелиться и подумать о чём-нибудь постороннем. Но всё, о чём могла думать, - это пальцы чужой руки, которые осторожно, на кончиках, меня исследовали в кромешной тьме.

От щиколотки выше, чуть задевая плотную ткань дорожного платья. Колени, очертания бедра. Он как будто медленно обводил контуры моего тела, пытаясь понять, где именно я нахожусь и как.

По талии – плотно, всей раскрытой ладонью. Бок, левое подреберье… задерживаю дыхание, но ладонь перемещается на мою левую руку, и от локтя к плечу завершает путь, аккуратно и очень точно перемещаясь на лицо.

Большим пальцем касается губ, поглаживает. И они приоткрываются навстречу этому касанию. Потому что помнят. Потому что вопреки всей дикости ситуации, вопреки моему паническому страху и отчаянию, помнят вкус того небрежно сорванного, мимолётного поцелуя.

И хотя я до сих пор ничего не вижу, безошибочно чувствую нависший надо мной вес чужого тела. По его жару, который доносит до меня темнота. По ощущению скованности, подчинённости. Понимаю, что ему достаточно самой малости, преодолеть это крошечное расстояние между нами, чтобы придавить меня собой к холодному безучастному камню. Раздавить. Уничтожить.

Но он почему-то этого не делает.

Шумный вдох и медленный выдох.

Чужие губы касаются кончика моего правого уха. Тихий голос – почти на самой границе восприятия.

- Чтоб он сдох, этот Весельчак… нашёл-таки для меня пытку, чтоб достать до печёнок. Как же ты одуряюще пахнешь!

Плеск воды, её плавное журчание почти заглушают слова. Но я всё же слышу их, потому что каждое отпечатывается прикосновениями губ к нежной коже.

- А теперь слушай. Тут единственное место, где мы можем говорить открыто. Вода помешает подслушивать. Там – за нами следить будут каждую секунду, круглые сутки. Поэтому ты должна быть очень осторожной. Всё, что я скажу здесь, остаётся здесь. Кивни, если поняла.