В тот день Наполеон открыл банку сардин. Вытащил одну из них за хвост, держа большим и указательным пальцами, и протянул Басте. Пес разом ее проглотил, только на зубах остался прилипший хвост. Пес положил голову деду на колени. Две оставшиеся рыбки Наполеон размазал по двум ломтям хлеба и один из них протянул мне.
– Надо было мне поваром стать, – проговорил он, откусывая бутерброд.
Прозвучал первый вопрос.
– Вопрос непростой, – предупредил ведущий, – будьте внимательны. Почему не присуждается Нобелевская премия по математике?
Время пошло.
– Подумайте хорошенько, – тихо сказал ведущий. – Это трудный вопрос. И ответ на него неожиданный.
Наполеон размышлял, покачивая головой.
– Ты знаешь? – спросил он.
Я пожал плечами и замотал головой.
Негромко, но неумолимо прозвучали три сигнала.
– Итак, слушайте ответ! Жена учредителя знаменитой премии сбежала от него с любовником-математиком, и из мести Нобель не стал учреждать награду для гениев математики.
Такого рода истории приводили моего деда в восторг.
– Ты слышишь, Баста? Ох уж эти умники! Со смеху помрешь!
Он наклонился к приемнику, с любопытством прислушался и нахмурил брови.
– Тихо! – велел он.
– Но я ничего не сказал, это ты…
– Тихо, тебе говорю! Черт! Ты слышал?
Я слышал. Через несколько дней передачу собирались записывать неподалеку от нас. Мне эта новость доставила такое же удовольствие, как Наполеону. Ведущий продолжал расписывать несравненные красоты нашего города:
– Ах, там чудесный лес, старинный замок и… э-э… потрясающий спортивный комплекс!
– Это должно было случиться! – воскликнул дед. – Долго же они к нам собирались!
Он выключил приемник, поставил локти на колени и положил подбородок на сложенные ковшиком ладони. По лицу было видно, что его мысли витают где-то далеко.
Внезапно он поманил меня к себе и тихонько сказал:
– Ты знаешь, одна вещь не дает мне покоя.
– Да? А что?
– Я вот думаю: Этот действительно счастлив? Он ведь мотается без передышки из города в город, не может спокойно посидеть хоть пять минут и все время тарабанит свои вопросы – разве это жизнь?
– Может, ему нравится задавать вопросы?
– Мне бы, например, осточертело, – заявил дед. – Уверен, он этим тоже давно уже сыт по горло. Ну что ж, немного армрестлинга, и мы в полном порядке!
Крепкий захват. Расслабленные мышцы. Напряженное лицо – для вида. Моя рука, описывающая дугу. Что тут поделать? Он непобедим.
– Раз-два – и готово, – заявил Наполеон. – Может, ты и одолеешь меня, но не так скоро.
Он поднялся и стал рассматривать картинку, наспех вырезанную из журнала и прикрепленную к холодильнику двумя магнитами.
– Красиво там, в Венеции, вода, гондолы, всякие штуки…
Несколько дней спустя я застал Наполеона в ванной: он мыл Басту, а тот, весь в пене, послушно терпел.
– Дед, ты моешь собаку?
– Надо же, какой ты наблюдательный! Просто потрясающе!
– Ты ее моешь жидкостью для посуды?
– Очень хорошо получается. Чувствуешь этот запах? Приморская сосна. Вообще-то я уже закончил.
Баста выпрыгнул из ванны и мигом испарился, оставив за собой пенный след.
– Будем продолжать ремонт? – поинтересовался я.
Наполеон не торопясь вытер руки, потом ответил:
– Сделаем небольшой перерыв. Нужно подготовиться.
– Хорошо, – согласился я, несколько секунд подумал и спросил: – Подготовиться к чему?
– К важному событию. К великому делу. Историческому.
И он трижды стукнул кулаком по столу. Как в театре.
