Двери не было, но он её как будто открыл, осмотрел битый кирпич на полу, осколки черепицы, старую угольную печь. Закрыл глаза, воскрешая в памяти всё, каким оно было в детстве — на печи всегда кастрюля, рядом бочка с водой, в дальнем углу широкая лавка, на ней вечно больная мама, на соседней лавке сестра с работой, под лавкой корзины с этой работой, он всегда хотел туда залезть и порассматривать её клубочки и крючки, но боялся — эти клубочки их кормили, они были священны. В другом углу вместо лавки лежала украденная где-то дверь, большой кусок дерева, положенный на четыре кирпича, сверху матрас и одеяло, он там спал, обычно не один, а с кем-нибудь из старших. И у него там был тайник.
Открыв глаза, он увидел те самые четыре кирпича, но двери не увидел — она была хорошая, её кто-то, конечно же, забрал себе. Дырка между полом и стеной, прикрытая куском плинтуса, который был не прибит, а просто придавлен камнем, тоже всё ещё была здесь, и даже рисунки на стене никуда не делись, он уже забыл, что рисовал тогда, но стены помнили. Барт подошёл и посмотрел внимательно, подсветив себе магией — человечки, у самого большого что-то квадратное в руках (хлеб?), у самого маленького кувшин, у одного клубочки, у других ещё что-то, вокруг ёлки, внизу река, над головой солнце. Он так увлёкся, что вздрогнул, когда за спиной раздались шаги, обернулся и с шутливым пафосом сказал Эльви:
— Я нашёл, миссия выполнена.
Она шёпотом спросила:
— Это был твой дом?
— Да. Там была кухня, — он указал на угол возле печки, потом на кирпичи: — Тут я спал. Это я рисовал. Тут был тайник, — он присел у стены и разобрал плинтус, залез пальцами в дырку между стеной и полом, выгреб оттуда груду камней и больше ничего, вздохнул: — Разграбили мой тайник.
— А что там было?
— Крысиные шкуры, пуговицы, болтики, фантики. Сокровища, — он изображал ироничное веселье, но было грустно, Эльви выглядела так, как будто ей стыдно смотреть ему в глаза. Он встал, чтобы её не смущать, отвернулся от рисунка и сказал максимально бодро: — Пойдём отсюда, хватит. А ты где живёшь?
— На краю Вилки, как раз за парком, надо будет вернуться.
— Пойдём.
Они выбрались из развалин дома, Барт решил забить на всё и включил маленький светляк под ногами, потому что вокруг было столько строительного мусора, что было вполне реально переломать ноги, Эльви поморщилась, но спорить не стала. Они быстро дошли до дальней стороны парка, где Барт опять увидел скелеты домов, Эльви объяснила:
— Эту улицу подготовили под снос, но уже третий год не сносят, что-то там согласовать не могут. Я вон тот серый дом вижу из окна.
— Обнадёживающий вид, — мрачно усмехнулся Барт, окидывая взглядом развалины и мёртвые деревья, которым специально подпиливали кору вокруг ствола, чтобы они высохли и их можно было легко спилить, а потом не пилили, и они стояли так годами, пока не падали. Эльви кивнула, с иронией добавила:
— Да, такое себе. Иногда можно с утра первым увидеть спящего бомжа, прямо в оконном проёме — доброе утро, хорошего дня.
— Охренеть.
— Охреневание как образ жизни, да. Всё, пришли, это мой дом, — она указала вялым жестом на одну из одинаковых трёхэтажек, точно такую же, как та, что разваливалась напротив, но пока ещё с дверями и стёклами.
