Чего? Какой, к чёрту, жёлтый билет?
- Вы что, в публичном доме работаете? – прямо спросила я.
- Ну что ты так сразу? – усмехнулась уже совсем невидимая в темноте Афродита. – Дом приличный, чистый. К нам даже доктор ходит, и болезней неприличных у нас нет. А если что серьёзное, вот как сейчас – то в больничку берут, то есть сюда. Не так и плохо.
- И что, у тебя других вариантов совсем не было? – не верила я.
- Чего? Каких таких вариантов? У меня отец помер на стройке железной дороги, мать нас тянула одна, а кроме меня там семеро ещё, я старшая. Больно сытно-то у нас дома было, можно подумать! А вон у неё отца и вовсе в помине не было, а мать мужиков водила, и её тоже под них подкладывала, чтоб больше денег оставляли! А мужики-то были всё непростые, кто фартовый, кто из нелегальных золотодобытчиков, кто с каторги бежал, зачем такое счастье? У мамаши Вехотки всё чисто, строго и законно, и вот сейчас нам от мужиков досталось, но тех мужиков за членовредительство тоже привлекут, и либо денег с них слупят на штраф, и нам на возмещение, либо ещё как накажут. Остальным будет урок, что нечего нарываться. А так даже денежку понемногу удаётся откладывать, и своим тоже подбрасывать случается, чтоб совсем-то не загнулись.
Господи, за что мне это всё, думала я. Нет, они просто не видят других возможностей, а возможности должны быть. Не могут не быть.
- И что, не бывает другой работы с проживанием? Я умею готовить, дом убирать, с детьми сидеть.
- И кто тебя возьмёт без рекомендаций? – скептически усмехнулась Афродита. – Я, может, тоже иногда хочу в тепло, сытость, и чтоб когда в церковь идёшь в воскресенье, на тебя пальцем не показывали. Но кто такой добренький, что пустит меня в дом?
- Да она не поняла просто, - усмехнулась Стелла. – Она ж какая-то нездешняя, вот те крест. Здешние-то все знают.
- Да что знают-то, скажите уже, - я чуть было не добавила «русским языком».
Здесь, наверное, язык называется как-то иначе.
- Да семь дней у тебя, поняла? А кто за семь дней не пристроился – на Афанасьевский завод. Там ты будешь делать всё то же самое, что у мамаши Вехотки, только бесплатно и ночью. А днём работать на заводе, а платить тебе будут гроши, потому что вычтут из жалованья еду и проживание. А жить там в бараке на много человек, и кормят так, что быстро ноги протянешь, это тебе не здешняя больничка и не добренький Василь Васильич.
- Каких семь дней? Какой завод?
- Железоделательный, - Стелла, или как там её зовут, сказала как сплюнула. – Лучше уж тут сдохнуть, чем туда. Здесь, чай, побольше проживу.
- В городе, что ли? На том берегу?
- Куда там, в городе. В тайгу поедешь, на север.
- Я ж не умею ничего, чтоб на заводе работать.
В моей прежней жизни на завод было ещё не вдруг устроиться. Авиационный, к примеру – нужно специальное образование или протекция, а лучше – и то, и другое.
- Ничего, там хватает работы, где не нужно ничего уметь. Научат, - ухмыльнулась невидимая Афродита.
- И зачем им те, кто ничего не умеет?
- Потому что рабочие всегда нужны. И рабочих нужно кормить-поить, и постели инженерам греть тоже кому-то нужно, да и работы такой, что рекомендации не нужны, там тоже, говорят, хватает.
И почему я не инженер? – подумалось мне. Я чёртов гуманитарий. Ладно, не может быть всё так плохо, как они говорят, не может – твердила я себе.
Дверь открылась, от яркого света я зажмурилась.
