Глядя на то, как Адольф нервно покусывает губы, я окончательно утвердился в подозрении, что выпивку он уважает не менее книг, однако протестовать не стал. Не возражали и другие. Как ни крути, с сегодняшнего дня мы превращались в беглецов. Где-то в оставленном позади городе сновали по улицам бритоголовые ребятки, бушевал разобиженный нами Мула. Наверняка, поганец такой, не спал, придумывая, как ловчее наказать строптивых музыкантов. Оно и понятно, месть – дело святое, а в нынешних постсоветских реалиях злые людишки не спускают вещей и куда менее значимых. Это ж надо же! Кулаками осмелились махать, мзду платить отказались! Чем не повод для того, чтобы сунуть за шиворот каждому из нас по гранате? Поэтому, октябрятская наша команда хоть и бодрилась, однако внутренний мандраж, уверен, испытывали все.
– Ну… Разве что одну бутылочку, – неуверенно промямлил Леший.
– А у вас их две? – уточнил любопытный Адольф. – Ого, даже три! Вот молодцы-то! Сразу видать настоящих туристов!.. – он порывисто потер ладони и, словно устыдившись своих манер, торопливо кивнул на девушек. – Это же не нам, – им надо. А то вдруг простудятся? В платьишках-то! Не июль месяц…
Словно снаряд, изготовленный к бою, Джон извлек из рюкзака бутылку. Ножом умело сковырнул пробку. Адольф помог расставить на полу пластмассовые стаканчики. Я посветил фонарем, контролируя, чтобы всем досталось поровну.
– Так много? – Татьяна взглянула на свою посудину со страхом.
– Да разве ж это много? – Адольф снисходительно заулыбался, но тут же сменил ухмылку на серьезную мину. – Мы тебе что, нанялись напиваться? Это ж совсем для другого! Сама подумай, а если простынешь? Ведь горы! Видела, небось, в каких спальниках альпинисты кукуют?
– При чем тут альпинисты?
– При том, милая, что из лекарств там у меня только йод да бинты, – Адольф говорил с девушкой назидательно, где-то даже по-отечески.
– Всего-навсего? Я-то думал, вам там еще и спирт полагается, разве нет? – Джон исподтишка подмигнул мне. – Линзы протирать и все такое.
Адольф растерянно заморгал. Вопрос застал его врасплох.
– Так ведь я это… Уже, значит, протер. Линзы-то…
Мы громыхнули смехом, палатка над нашими головами заходила ходуном.
***
– Брат у меня сразу получился квадратным. Прямо с рождения. Всю мою нехватку в плечах и бицепсах в себя вобрал, – Джон отодрал от джинсины налипшую колючку, не слишком весело хохотнул. – Помню, когда я выпилил из доски свою первую гитару, он в те же дни смастерил из обрезка трубы свой первый пугач. То-то радости у нас было! Я натянул на свою поделку авиационную резину и лупил по ней, как по струнам, а он ножичком стачивал со спичек бертолетову соль. Точь-в-точь – господа алхимики, изготавливающие свой первый пшик! Во всяком случае радость творчества мы познали в полной мере. Из ничего, в сущности, сделали полезные вещи! Я изображал из себя Гилмора с Леноном, а он никого не изображал, просто хотел оглушить мир крепким звуком. Возможно, мы хотели одного и того же, только не понимали еще этого. Потому и взялись за молотки, клещи и пилы. Испытывать пугач вылезали на балкон, и на третьем бабахе брату оторвало безымянный палец. Такая уж суровая пушка у него получилась. То ли прочности не хватило, то ли спичек он туда настрогал чересчур много. Самое забавное, что его, как пострадавшего, папаня не тронул, зато мне вломил по первое число. Гитару располовинил об колено, сунул в ведро. Так и закончилось мое первое приобщение к искусству. Мда… А брательник, гад, даже радовался потом. Во-первых, армии можно не бояться, а во-вторых, без пальца-то – какая музыкалка? Вот и стал я пехать туда в одиночку, тренькать по клавишам и зевать.
