Но вскоре молодые адъютанты его позвали в залу, где только что был совет.
Маршал фон Бок сидел во главе стола, по левую руку от него сидел генерал фон Беренштайн. Адъютант собирал карту со стола. Волкову сесть не предложили.
Маршал расправил белые свои усы и сразу заговорил:
– Подлецы ландскнехты просят денег неимоверных.
– Да, – поддержал его заместитель, – дешевле доппельзольдеров нанимать, чем этих зарвавшихся забияк.
Начало разговора сразу кавалеру не понравилось. Как и то, что ему даже не предложили сесть.
– Скажу без обиняков, – продолжал фон Бок. – Вы здесь лишь потому, что за вас просили всякие ушлые купчишки. Всякие жиды. И мне не нравится, что вам выдали деньги не через казну кампании, а отвезли лично. Нам как бы намекают, что вы какой-то особенный. Говорят, что справлялись вы с делами, что должна была делать инквизиция, и что вас так и кличут за глаза – Инквизитором.
Волков лишь едва заметно поклонился.
– Вижу, что человек вы ушлый, – продолжал маршал, не выбирая ни тона, ни выражений. – Вон и герб курфюрста Ребенрее у вас на груди висит. Говорят, что вы и к курфюрсту Ланна вхожи в дом. Но меня всем этим не проймёшь. Я, знаете ли, солдат, и никакого излишнего почтения ни перед попами, ни перед имперскими жидами-банкирами не испытываю. И я не допущу какого-либо самоуправства или неповиновения в своих войсках. Даже не надейтесь, что патент имперского полковника делает вас особенным. Коли нужно будет, – фон Бок невежливо тыкал в кавалера старческим артритным пальцем, – так я отправлю вас под трибунал и не посмотрю на ваших сиятельных или богатых покровителей. Надеюсь, вам это понятно, полковник.
Волков уже и забыл, когда его вот так вот отчитывали как мальчишку. Он не стал ничего отвечать, смолчал и лишь ещё раз поклонился. Кавалер думал, что этот разговор всего лишь о субординации, и был готов принять его. Каждый офицер, а тем более генерал, должен довести до своих подчинённых пределы своей власти, чтобы всегда и всем было понятно, что от кого ждать. Волков молчаливо, но принял безоговорочное верховенство фон Бока.
Но разговор на этом, как ни странно, не завершился.
– Друг мой, понимаете ли, – заговорил тут фон Беренштайн, – кажется, с ландскнехтами, а их шестьсот шестьдесят человек, нам договорится будет непросто. Уж больно много они хотят серебра.
Волков посмотрел на него с заметной долей удивления:
«А что же вам надобно от меня?»
– А вам, – продолжал генерал, – как нам стало известно, была передана изрядная сумма денег.
– Чрезмерная сумма, – добавил фон Бок.
«Ах, вот оно, в чём дело. Чрезмерная сумма! А я-то думал, дело в установлении субординации».
– Думаю, что излишки денег понадобятся нам для найма ландскнехтов, – продолжал фон Беренштайн.
Сказав это, и он, и фон Бок стали ждать, что ответит Волков, а тот ничего не говорил, молчал и глядел на руководителей кампании. Он просто ждал, что ещё они будут говорить. Он не спешил.
– Отчего же вы молчите, – выкликнул фон Бок. – Экий вы молчун, однако!
– Или может вы думаете, что мы справимся без ландскнехтов? – поинтересовался фон Беренштайн.
«Я думаю, что вы, два старых жулика, не получите от меня ни пфеннига».
– Господа, – наконец заговорил он, – жид Наум Коэн долго уговаривал меня взяться за это дело. Сулил мне хорошие деньги и дал мне хорошие деньги. Иначе я бы занимался своей войной. И вам своим молчанием не докучал бы. И я подписал с жидом контракт. И в контракте, который я подписал, сказано: доппельзольдеров, солдат первых и задних линий, стрелков и арбалетчиков на моё усмотрение всего тысяча пятьсот человек, триста человек саперов с инструментом шанцевым и сто кавалеристов. Барабанщики, трубачи, кашевары, возницы и люди прочие тоже есть в контракте. На то мне и были выданы деньги. На ландскнехтов в моём контракте денег не было.
