Некоторое время они, поминутно озираясь, крались по городу, вздрагивая от шорохов и писков предрассветной темноты, выйдя, в итоге, к стене, где неведомая тварь прорыла маленький, аккуратный подкоп, тщательно замаскированный развесистыми лопухами. Размеры хода намекали, что их будущая добыча очень невелика размером, а само существование лаза и его маскировка – что преследуемый обладает не только определенной степенью разумности, но хитростью.
– Однако, хитрая задница, – мрачно сказала Мист, когда они, засунув в ход светящийся камень, сами пошли в обход, искать ближайшие ворота.
– Это можно было предсказать уже по тому факту, что это милое создание уже месяц царит во всех курятниках, и никто до сих пор его не скогтил. Это, как будто бы, намекает, что наш птичий маньяк, как минимум, умнее местных жителей.
– Интересно, а у болотной ведьмы он тоже что-нибудь прет?
– Если это не она его напустила – вероятно. Она особым умом тоже не блещет.
– Почему же, как раз блещет. С-ума-сшествием. Чем не особенный ум?
Заспанные стражники ворота открывать отказались и приключенцев выпустили через свою сторожку, и то только после угроз кар от имени Гординна.
– А если оно в сердце болот живет, мы так туда и попремся? – с сомнением осведомилась Мист, которой предрассветные скачки по кочкам и пенечкам не только до отвращения напоминали первый визит в славный Сарэн, но и бесили сами по себе.
– Что-то сомневаюсь, что он прячется далеко, – покачал головой Торрен, высматривая свечение камня, засунутого в лаз для обозначения его места снаружи городских стен. – И добычу неудобно тащить, и времени будет много уходить на поиски жратвы. Не, думаю, поблизости он. Оно. Что б это ни было.
– Ну, ладно, – Мист вздохнула и почти сразу хватанула Торрена за рукав. – Вон, лаз там!
– Где? Не вижу.
– Да светится, – отмахнулась она.
– Не вижу, – буркнул Торрен. Свечение он смог рассмотреть только спустя несколько десятков шагов. – Ну, ты даешь, я и не видел ничего, – Торрен выколупал камень из лаза, изгваздавшись в грязи, и склонился над влажной землей, с умилением разглядывая яркие, отлично различимые отпечатки, как старые, так и новые.
– Так впотьмах же, – пожала плечами девушка. – Тьма незнания – моя стихия, – пошутила она, намекая на свое происхождение.
– А, – понял Торрен. – Вот ты говорила, там, под землей, всегда темно. Или там, сумерки. Правда, что ли?
Мист смерила его уничижительным взглядом, но Торрен ничего не заметил, продолжая на ходу следить за отпечатками в грязи, чтобы не упустить добычу.
– В темноте темно, пока свет не зажжешь, – наставительно сказала она. – Что непонятного?
– Ну, а как, и дома темно, и не дома темно, и всегда темно?
– В домах у нас есть светильники, правда, не очень яркие, и на домах снаружи мы обязаны в черте города зажигать огни. Но по большинству коридоров ходим во мраке, потому что свет привлекает подземных хищников.
– Веселая у вас жизнь.
– Не жалуемся, – отозвалась Мист и притихла, прислушиваясь.
Торрен тоже напружинился – внутреннее чутье подсказывало ему, что они близко. А, может, дело было в отчаянном писке пожираемого заживо птенца.
Поляна была крохотной: три-четыре шага в длину, но на ней помещался нелепый маленький шалаш из веточек, груда грязных тряпок, куча обглоданных костей, пара птичьих трупиков… и странное существо, которое, пригнув голову к земле, ртом рвало плоть еще живой жертвы – маленького, пушистого гусенка.
