Что, спрашивается, Лысый должен был понять из этой её страстной речи? Что причина их поездки – крайне важна? Это и так было понятно любому, обладающему хотя бы одной действующей извилиной и хотя бы день знавшему Татьяну: чтобы Татьяна просто так, без мирового масштаба значимой причины, встала с дивана да ещё и потащилась бы, причём с сумасшедшей скоростью, чуть ли не на другой конец страны – повод должен быть самым серьёзным. Настолько, чтобы Татьяна до глубины души этой серьёзностью и важностью – прониклась. А она, явно, прониклась: ни единого бранно-яростного слова не услышал, как всегда, Лысый в адрес того, кто её поднял с разлюбимого дивана, да не просто поднял, а так умело, что она послушной монашенкой делает, что велели, да ещё выкладывает для лучшего исполнения весь свой наличный ресурс ума, души и духа…
И можно ни капли не сомневаться, что Лысый будет, для наиблагополучнейшего решения вопроса, умело припахан в самых лучших традициях – по полной программе!
***
Дом Алексея, – таково, как выяснилось позже, было имя того, к кому они оба так стремились, а фамилии его, кажется, не знала и Татьяна, – они действительно нашли так легко, словно бывали в Твери раз двести и знали город чуть ли не наизусть. Или словно их кто-то невидимый – вёл. По крайней мере, Татьяна, ни у одного местного жителя ничего не спрашивая, сразу же села на определённый номер троллейбуса и сошла на какой-то остановке так уверенно и спокойно, словно это было для неё самым привычным делом. Столь же «привычно» с остановки она направилась налево, прошла метров двести и нырнула под какую-то арку. Пройдя в несколько шагов дворик, Татьяна направилась к маленькому, в три окошка, двухэтажному домику и сильным рывком (откуда, как она могла узнать, что пружина в двери окажется тугой? – опять страшно поразился Лысый) открыла входную дверь. И так же уверенно, совершенно для Лысого необъяснимо, почему, постучалась именно в одну из квартир, в правую, хотя на притолоке торчала огромная пуговица звонка. Открыли им немедленно.
– Входите! – обрадованно произнёс тихий молодой голос, обладателя которого Лысый разглядел, только оказавшись в небольшой светлой комнате.
Почти ровесник Лысому, не очень высокий, худощавый, очень молодо смотревшийся человек, с тонкими светло-русыми волосами, казавшийся братом Татьяне: их объединяло, делало похожими какое-то внутреннее, духовное единство, хотя Лысый почему-то был почти уверен, что видятся они впервые.
По крайней мере, оказавшись в доме Алексея, Татьяна словно очнулась, ибо стала оглядываться с тем несколько удивлённым видом, с каким в новом, незнакомом месте осматриваются все. Сие Лысому казалось тем более странным, если вспомнить, с какой уверенностью Татьяна добиралась сюда: прямо после того, как переступила собственный порог, закрыла дверь своего дома – она словно совершенно точно знала абсолютно весь маршрут – до только что переступленного чужого порога включительно!
Зато, этот чужой порог переступив, она словно вдруг освободилась от какого-то наваждения. «Сейчас Татьяна спросит у меня, где это мы находимся и что мы здесь делаем? – мрачно подумал Лысый. – И кто – этот хмырь. Но на последний вопрос она пусть ищет ответа у кого-нибудь другого. Мне самому бы кто на все эти, да и не только эти, а и многие другие вопросы – ответил…»
– Я отвечу, – вдруг произнёс Алексей, – на все ваши вопросы отвечу, но – чуть попозже. А вы пока располагайтесь, немного отдохните… Желающие могут умыться. Потом чайку попьём и поговорим. Сейчас я что-нибудь соображу на стол.
