Через мгновение он отругал себя за жестокие мысли.
Посмотри на нее. Она как ребенок. Тут нет ее вины – быть может, дело в ударе, который нанес ей Скали. Да, он ее не убил, как она думает, но внес беспорядок в разум.
Он посмотрел на Мегвин. Принцесса с очевидным удовольствием наблюдала за закатом. Казалось, ее лицо испускает сияние.
Как говорят в Наббане? «Святые безумцы». Именно так она выглядит – как человек, который больше не находится на земле.
– Небо рая еще краше, чем я представляла, – мечтательно сказала Мегвин. – Возможно, это наше небо, только мы его видим с другой стороны.
И даже если существует какое-то лекарство, – вдруг подумал Эолейр, – разве я имею право забрать у нее это? – Мысль показалась Эолейру шокирующей, словно ему в лицо плеснули холодной водой. – Она счастлива – впервые с того момента, как ее отец отправился на войну, навстречу смерти. Она ест, спит, говорит со мной и с другими… пусть по большей части ее слова – полнейшая чепуха. Станет ли ей лучше, если она придет в себя и вернется в наше ужасное время?
Конечно, ответа не существовало. Эолейр сделал глубокий вдох, стараясь побороть усталость, которая наваливалась на него, когда он находился рядом с Мегвин. Он встал, подошел к куче таявшего снега, вымыл свою миску и вернулся к дереву, где сидела Мегвин, глядя через покрытые серым снегом поля в сторону рыжего западного солнца.
– Я собираюсь поговорить с Джирики, – сказал Эолейр. – С вами все будет в порядке?
Она кивнула, и по ее губам пробежала быстрая улыбка:
– Конечно, граф Эолейр.
Он склонил голову и покинул Мегвин.
Ситхи сидели на земле вокруг костра Ликимейи. Эолейр остановился на некотором расстоянии, восхищаясь диковинным зрелищем, которое предстало его глазам. Хотя возле костра расположилась почти дюжина ситхи, все молчали: лишь обменивались взглядами, словно вели безмолвную беседу. Уже не в первый раз граф Над-Муллаха почувствовал, как от суеверного удивления шевелятся волосы у него на затылке. Какие же странные у них союзники!
Ликимейя все еще оставалась в маске из пепла. Вчера сильные дожди обрушились на их армию, из чего граф сделал вывод, что она рисовала маску каждый день. Напротив нее сидела высокая женщина ситхи с узким лицом, тонкая, точно посох священника, с бледно-голубыми волосами, собранными на макушке наподобие птичьего гнезда. Если бы Джирики не сказал ему, он бы никогда не догадался, что эта суровая женщина по имени Зиньяда старше Ликимейи.
Кроме того, у огня сидели рыжеволосый дядя Джирики – Кендрайа’аро, одетый во все зеленое, и Чека’исо, прозванный Янтарные Локоны, чьи лохматые волосы и на удивление открытое лицо – Эолейр даже видел, как он улыбался и смеялся, – делали его похожим на человека. По другую сторону от Джирики устроился Йизаши, его длинное серое копье из ведьминого дерева украшала золотая лента, и Каройи, который был самым высоким во всем отряде ситхи и эрнистирийцев, такой бледный и холодный, что из-за своих черных волос он вполне мог сойти за норна. Были и другие, три женщины и двое мужчин, которых Эолейр видел прежде, но чьих имен не знал.
Некоторое время он стоял, испытывая смущение, не зная, уйти или остаться. Наконец Джирики поднял голову.
– Граф Эолейр, – сказал он. – Мы размышляем о Наглимунде.
Эолейр кивнул и поклонился Ликимейе, которая слегка опустила подбородок. Никто из остальных ситхи не обратил на него особого внимания, одарив лишь короткими взглядами кошачьих глаз.
