– Здесь всем заправляет один из членов Красной руки, – сказал Джирики. – И теперь мы получили этому подтверждение, больше никто на такое не способен. Силу они черпают у своего господина.
– Но почему? – спросил Эолейр, который посмотрел на два трупа, а потом перевел взгляд назад, к рядам ситхи и людей, стоявших посреди снежной равнины. – Зачем они это сделали?
Джирики тряхнул головой, и его белые волосы взметнулись, как у только что стоявшего на стене существа.
– Я не знаю. Но я уверен, что Наглимунд не падет до тех пор, пока мы не победим все его ужасы.
Эолейр посмотрел на Изорна и Мегвин, со страхом ожидавших его возвращения.
– И мы не можем повернуть назад.
– Верно. Я боюсь, что наступили последние дни ожидания, – сказал Джирики. – Уж не знаю, хорошо это или плохо.
* * *
Герцог Изгримнур знал, что должен внимательно следить за происходящим вокруг, за жителями Метессы и тем, что делается в зале для приемов. Метесса являлась самым восточным из главных внешних районов Наббана и могла стать местом, где власть Джошуа утвердится или падет окончательно. Успех здесь мог зависеть от самых незначительных деталей, так что Изгримнуру было чем заняться – но не удавалось полностью сосредоточиться на делах, пока по пятам за ним, точно тень, ходил маленький мальчик.
– Ну вот, – сказал герцог, когда едва ли не в десятый раз чудом не наступил на ребенка. – Что ты задумал? Разве тебе не следует находиться в каком-то определенном месте? Где твоя мать?
Светловолосый худенький мальчик посмотрел на него, не выказывая ни малейшего страха перед крупным бородатым незнакомцем.
– Моя мама сказала, чтобы я держался подальше от принца и других рыцарей. Я с ней не согласен.
Ребенок обладал на удивление хорошей речью для своих лет, а его вестерлинг оказался почти таким же хорошим, как у самого Изгримнура. Ему было странно видеть, как варинстенский язык Престера Джона успел распространиться всего за два поколения. Но если все пойдет прахом, а складывалось впечатление, что так и будет, язык, как и все остальное, исчезнет. Империи подобны морским стенам, – печально подумал Изгримнур, – даже те, что олицетворяют лучшие надежды. В них ударяет прилив хаоса, и как только люди перестают укреплять берега камнями…
Изгримнур тряхнул головой, а потом зарычал на мальчишку немного более сурово, чем следовало:
– Если мать велела тебе держаться подальше от рыцарей, что ты делаешь здесь? Тут взрослые занимаются важными делами.
Мальчик расправил плечи, и теперь его макушка доставала до нижнего ребра герцога.
– Однажды я стану взрослым мужчиной. И я устал от жизни с женщинами. Моя мама боится, что я убегу, чтобы сражаться на войне, а я именно так и сделаю.
В его твердой решимости было нечто комичное – пусть и неосознанное, – и герцог не сдержал улыбки:
– Как тебя зовут, парень?
– Пасеваллес, сэр иностранный рыцарь. Моего отца зовут Бриндаллес, брат барона Серридана.
– На свете можно быть не только рыцарем. И война – это не игра. Она ужасна, маленький Пасеваллес.
– Я знаю, – сразу согласился мальчик. – Но иногда нет выбора, так говорит мой отец, и мужчины должны сражаться.
Герцог подумал о принцессе Мириамель в гнезде гантов и своей любимой жене, стоявшей с топором в руках возле Элвритсхолла, готовой защищать его до последней капли крови, пока Изорн не убедил ее бежать вместе с остальной семьей.
– Женщины также могут сражаться, – сказал герцог.
