Я тоже косился. Поочередно на всех одноклассников. Так, должно быть, действовала на нас музыка – бередила струнки, которые в обычном состоянии безмолвствовали.
Гудящее пианино озвучивало то, о чем стеснялись говорить вслух, но, конечно, знали все присутствующие. Знали о том, что сам Славка старается сейчас исключительно для Лариски, что бо́льшая часть девчонок вовсе не прочь занять ее место, да только надеяться на это смешно. Он ведь и французский зубрил, и по клавишам долбал – все только чтобы завоевать ее внимание!
Сам я когда-то долго и преданно любил Ульку. Любил до тех самых пор, пока не повстречал Алису. И что-то скоропостижно случилось с моей прошлой любовью – забылась, пожухла, будто и не было. Впрочем, Улька про это ничего не знала, по-прежнему порхая там и сям, сознательно кружа головы, денно и нощно закрепляя свой статус королевы, без которого она, вероятно, уже не видела смысла посещать школу. Возможно, по этой же причине на Славку она поглядывала с особым недоумением, и это подмечали все. Глаза у нее в такие минуты становились то злыми, то по-коровьи грустными. Да и с Лариской она вела себя крайне непоследовательно – периодически ссорилась, нехотя мирилась.
Самой же Лариске все было фиолетово. Ее и Герцогиней прозвали не только за точеный носик и аристократический овал лица, но и за независимый характер: ни Славку, ни Улькиных подколов она в упор не замечала. Потому что с некоторых пор активно осаждала совершенно иного субъекта. Лишь относительно недавно до меня абсолютно по-жирафьи дошло, что этим субъектом являюсь я. Разумеется, кроме нас в классе достаточно было и других любовно-геометрических аномалий, но мне, честно говоря, за глаза хватало и выше-указанных…
– А теперь, mesdames et messieurs, то же самое, но в стиле «рэгги»! – с блюзовой хрипотцой объявил Славка, и пальцы его запорхали по клавишам особенно резво.
Ноты шариками скакнули по помещению, кое-кто стал пританцовывать, парни ладонями взялись постукивать по партам и коленкам. Я бросил горделивый взгляд в сторону девчонок. Как минимум треть из них успела провести немало лет в музыкальных школах, однако никто не осмеливался подойти к инструменту и помузицировать после Славки. А он ведь ни в какие музшколы не хаживал, всю нотную грамоту осваивал исключительно по Интернету! Одним словом – самоучка-самородок.
Дверь тихо отворилась, и, держа под мышкой объемистую стопку ватманских листов, в класс вошел преподаватель Сергей Малышев, наш несравненный Эсэм – невысокого ростика, с аккуратной бородкой и седой косичкой на затылке, безбрежно спокойный, неизменно улыбчивый. Заметившим его ребятам он со значением подмигнул и беззвучно приложил палец к губам. Дескать, не стоит мешать маэстро. Пусть играет. Потому как на самом деле получалось здорово.
Глядя на него и Славку, я подумал, что завидую тому и другому. И не какой-то там белой или черной завистью, а просто любуюсь этими двумя людьми и недоумеваю, почему сам я расту балбес балбесом и никогда, наверное, не сумею ни так улыбаться, ни так играть.
– Вау! – Славка все-таки почувствовал появление учителя и, выдав торжественный аккорд, вскочил с места. – Рота, смирно! Тарщ генерал, рота обормотов для торжественного парада построена. Дежурный по роте Ивашев Эспэ.
– Вольно, Ивашев Эспэ! – Низенький Эсэм немедленно приосанился, войдя в генеральскую роль, величественной поступью прошествовал к столу, выложил принесенный ватман и, озирая наши смешливые лица, подкрутил свои небольшие усики. Бархатистым голосом протянул: – Тэ-экс… Не вижу отсутствующих.
