Генералиссимус проговорил после многозначительной паузы:
– Его убили. Кто-то метнул ему топор в голову. Я не понимаю дона Браво, почему он распорядился не мстить за него. Для семьи закон вендетты дело чести. Может быть тогда, он нанял эту даму, чтобы она отомстила убийцам Фон-Репса, если так важно сохранить наш статус-кво.
– Об этом я тоже думал, – Джад взглянул на своего телохранителя хитроватыми глазками. – У Людвига с нашим доном всегда были теневые дела, в которые нас не посвящали. Какой-то параллельный бизнес. Что ж, будем следить за развитием событий. Я не очень доверяю этой даме, хоть ей и очень доверяет дон.
Дорога оказалась длинной – более двух с половиной часов в один конец. Мы решили ехать сегодня же, не откладывая. Если бедную девушку убили, расследование должно проходить в ускоренном темпе, каждая минута на счету. Ведь тот, кто лишил её жизни, также с каждой минутой всё чище затирает следы. Мы с Питом остро почувствовали, что вступили в битву с преступником, с его умом и хитростью.
В электричке я ещё раз просматривала распечатки, которые агент 003 выкачал из Сети. Сам Сыщик подытоживал:
– Вилла Рискони – очень старый дом, построен на холме в 1888 году. То есть ему больше века! Стоит особняком к городку элиты и богачей Карридена. Почти со всех сторон окружён дремучим лесом. Этот же лес через два километра к северу примыкает к кладбищу. И в этом же лесу берёт начало речка Карри.
– Да, и вилла перестраивалась, меняла владельцев. Сначала это был маленький домик, но к концу двадцатого века, она разрослась чуть ли не в замок, – дополнила я. – Последняя владелица виллы, давшая ей имя – Лизавьетт Рискони, авангардная художница и маньячка. В 1988 году она совершила двойное убийство своей лучшей подруги Герании Шлейн и её мужа Нормана, утопив их в речке Карри. Она хотела сделать из их смерти шедевр, мистерию-буф, квинтэссенцию своего творчества. Но не успела скрыть улики, и спалилась: полицейские уже пустились по её душу. Она бросила дом и скрылась. По одной из версий уехала за границу, у неё было много любовников-иностранцев, которые спонсировали её работы.
– Ага, а по другой версии совершила ритуальное авангардное самоубийство в своём доме, где-нибудь в тайных комнатах, и её призрак там обитает вот уже четырнадцать лет. А ещё там же обитают призраки Герании и Нормана, неупокоившиеся, потому что художница хотела написать их портреты. Она была сумасшедшей, почище, чем иные сумасшедшие, с кем мы сталкивались на нашей практике! С тех пор, как она исчезла, и копы опечатали её дом, там никого не было. За невозможностью разыскать убийцу дело закрыли, оно превратилось в висяк. А дом стали бояться даже отпетые любители экстрима. Я читал на одном из форумов, что туда лучше не ходить, дом словно живой, и были случаи, когда на заходивших туда что-то нападало.
– Разумеется, мы должны проверить факты! – заявила я. – Факт – самая упрямая вещь на свете. Элиза фотографировала этот дом и рассматривала фотографии за несколько мгновений, как её якобы хватил инфаркт. С чего молодой преуспевающей девушке лазать по лесам и кладбищам и снимать старую развалину, где жила полоумная малярка?
– Маляркой я бы госпожу Рискони не назвал, – покачал головой Пит, не соглашаясь. – Ты же сама видела её репродукции. Хоть её никто не признал, она по-своему гениальна. В своих картинах и скульптурах она сочетала несочетаемое, изображала неизобразимое. Во всех красках, видах, ракурсах, позах и цветах, мыслимых и немыслимых. Она изобрела свой собственный стиль, смесь сюрреализма, авангардизма, андерграунда. Я думаю, что она пошла на убийство ради того, чтобы её заметили, чтобы стать знаменитой.
