– Чего это он синий такой? – Спросил Сильвестр. – Аки упырь. Ну ка, отойдите все.
Духовник достал из-за пазухи тонкий нож в ножнах, вынул его и ткнул остриём мертвецу в вену на шее. Только капля крови выступила из раны.
– Не могёт быть, – прошептал духовник и перекрестился. – Свят-свят-свят…
Все, и царь в том числе, отпрянули от трупа, а Сильвестр, что-то тихо запричитал, то и дело крестясь.
Александр, знавший причину отсутствия в теле крови, спокойно обвёл глазами окружающих и у всех увидел в глазах ужас. Потом он встретился глазами с Адашевым и тот, наткнувшись на спокойный взгляд Ракшая, вдруг всё понял и закрыл лицо руками. Санька опустил голову, спрятав свой взгляд, и отошёл в сторону, а потом и вовсе вышел на улицу.
Вскоре на улицу вышли и остальные. На всех, как говорится, лиц не было. Захарьин стоял чуть в стороне, едва держась на ногах и раскачиваясь всем телом, потом взревел, и обхватив голову руками, ринулся бежать.
– Не утопился бы, – прошептал Иван. – Ни разу не видел упырей. И как теперь? Всем кровь, что ли пускать? Вот беда-то! А ведь он на свадьбе нашей… И к сыну приставлен был. Надо собираться.
– Забирай и второго, – мысленно сказал Санька и старший Захарьин вдруг запнулся и плашмя упал на сложенную из чурбаков, поставленных вертикально, мостовую. Упал и остался лежать, распластавшись.
– Святые угодники! – Воззвал государь, сильно побледнев лицом. – Что это с ним? Фёдорыч, иди глянь.
– Я пойду, – остановил Адашева Санька.
Он подошёл к боярину, потрогал его за шею, перевернул на спину.
– Тоже синий! – Крикнул он и вернулся к царю. – Зовите Сильвестра! То его епархия!
На Адашева он смотреть боялся.
– Да что же это! – Вскричал Иван и схватился за голову. – Страх-то какой. Неужто и он?
Санька пожал плечами и, видя, что идти за священником некому, пошёл сам.
– Там и Григорий Захарьин… Того… Этого… – Сказал он уже выходящему из таможенной избы духовнику.
– В смысле?! – Удивился тот.
– В прямом. Вон он лежит.
– Твою мать! – Выругался Сильвестр. – Что они, все такие? Вот беда-то! Так и Анастасия…
Он зажал ладонью рот.
До Александра вдруг дошло, что он таким образом подрывает весь род Захарьиных, в том числе и род царицы Анастасии, а значит и её детей.
– Мать твою! – Вырвалось у Саньки, а мысленно он заорал: «Бля-я-ять!».
Он закрыл глаза и голова у него закружилась.
– Ты, что, паря?! – Испуганно спросил Сильвестр и Санька открыл глаза.
– Страшно, отче!
– Ништо-ништо… И то бывает. Ивана Васильевича жаль. Очень он Анастасию полюбил. Да и дитятко своё… Теперь в монастырь обоих сошлёт.
Санька попытался стряхнуть с себя страх, вдруг сжавший его сердце от осознания сделанного, но страх сердце не отпускал.
Сильвестр частыми и короткими шагами заторопился к телу дворецкого, потом подобрал полы кафтана и побежал, хлопая по мостовой каблуками надетых на босу ногу коротких сапог.
– Пойдём отсюда, – сказал государь грустно.
– В баню?
– Пошли в баню. Ты с нами, Фёдорыч?
– Пойду корабли посмотрю, – буркнул Адашев, не глядя на Саньку.
* * *
– Я распорядился сжечь тела, – сказал Сильвестр, войдя в трапезную.
– На божедомке4, надеюсь?
– А где ещё?
– Вот шуму-то будет, – проговорил, покачиваясь и пьяно хихикая, государь.
И он и Санька за полтора часа успели основательно набраться меда. Царь с горя, Санька за помин души.
– Грамотку я составил, – сказал Сильвестр. – Шуйский уже подписал, как очевидец. Теперь ты, государь подписывай и Санька пусть…
