– Понятно. Что ещё тебе привиделось?
– От англичан много бед будет. Они воры и лгуны. Веры им нет и помощи никакой от них не жди. И ещё другое хотел тебе сказать, государь, – поспешил сказать Александр, видя, что у царя пропал интерес к разговору.
– Говори…
– Хотел сказать тебе, что Захарьины не колдуны и не упыри.
Иван Васильевич удивлённо взглянул на Саньку.
– Говори, – повторил он.
– Ты, государь, прости, что путал тебя. У ложа Адашева ты, и вправду, видел… Но не беса, а упыря. Напал он на Алексея Фёдоровича по дороге сюда, но не осилил, а я увидел его и отогнал. Но не изгнал до конца. Вот он и убил Григория и Никиту. Прости, государь, виноват. Надо было сказать Сильвестру, но он и сам его видел. Все видели.
Царь нахмурился.
– Не пойму я что-то. Ты винишься за что?
– За то, что не отвёл от слуг твоих беду.
– Так, то не твоя забота, а бога, или Сильвестра. Ты не волхв и не колдун. Или колдун?
– Нет, не колдун я, – ответил, «повесив голову» Санька. – Но всё одно виноват.
– В чём? – Снова удивился царь.
– Когда упыря отгонял от советника твоего, неправильные слова сказал, пообещав, ежели он уйдёт, отдать ему других людей в жертву.
К удивлению Александра это его признание на царя особого впечатления не произвело. Он просто стоял и хмурился.
– Ну, и?
– Озлился я на Захарьиных, а упырь тот посчитал, что я на них указываю… Вот и убил…
– Ты в своём уме? – Спросил, наконец, царь.
– В своём, государь. Вот и Адашев на меня злится. Слышал он наш сговор с упырём, а теперь пеняет, что его жизнь сохранил за чужой счёт.
– Так ты нарочно, что ли, с упырём сговорился? – Возмутился царь.
– Да, какой, нарочно!? Не помнил я себя! За Федорыча переживал, вот и брякнул не подумавши. Хуже другое… Упырь сказал, что ежели я умру до исполнения уговора, он заберёт души близких мне, а ближе тебя, у меня нет, государь.
Санька стоял, понуря голову. Государь стоял раскрыв рот.
– Не веришь, государь, спроси у Адашева. Он слышал всё.
Иван Васильевич резко развернулся и рысью побежал в сторону «царского дворца».
* * *
Ну, ты и замутил, Санька! – Радостно выплёскивая квас на каменку вскричал Иван.
Хлебный дух ударил в потолок. Иван Васильевич забрался на верхнюю полку и принялся обрабатывать себя веником. Санька сидел в самом низу, не давая пару ожечь обработанную кнутом спину. Ещё сегодня он получил сорок ударов. Бил его сам государь, то и дело меняя руку.
Иван Васильевич, получив от Адашева подтверждение сказанному Санькой, на удивление не расстроился, а наоборот, возрадовался, что ни жену Анастасию, но сына Дмитрия, никуда ссылать не надо. Да и Захарьины-Юрьевы тоже официально Кулижек избежали.
– Однако, думаю, что разбегутся Захарьины.
– А что тут думать? Всплывут в Литве.
– На охоту пойдём?
– Какая мне охота, государь? Измахратил спину да задницу. Токма на карачках и ходить. Голым.
– Будет тебе наука наперёд, чтобы думал лучше с кем сговор вести.
– А я бы ещё поддал, – добавил Адашев, растирая себя веником.
– Звери, – буркнул Санька, но на его душе, после объяснения с царём, Адашевым и снова с царём уже под батогами, было тихо. Даже страх, сжимавший его сердце отступил. Не ушёл, нет, но отступил куда-то в глубину души.
Избитая палками спина потребовала покоя и внимания. Варвара смазала её медвежьим жиром с вощиной и соком трав, а Санька всю ночь пытался сконцентрировать на ней внимание, чтобы снять боль и притянуть из тонкого мира для заживления солнечную силу. Снять боль получилось, а вот живительную силу, как он не тянул к себе, притянуть не удалось. Зато удалось подтянуть свою силу выше горлового энергетического центра. На уровень мысли и даже чуть выше. Саньке не хватило для переворота совсем немного.
