***
Утро выдалось ласковым и безветренным. Светило, тронув макушки ближнего леса, озарило окрестности яркими лучами, поднялось над городскими стенами и начало припекать. Раздав указания и получив последние наставления, боярин Магута и воевода Артемий Силыч съехали со двора. Владислав окинул взором опустевшую площадь перед теремом и загрустил.
– Что понурый стоишь, княжич? – подошёл к нему сотник.
– Тоска душу гложет, Ивач. С батюшкиного отъезда покоя не ведаю. Вот и Силыч да Яр Велигорович в путь отправились, и ещё горше стало. Думы окаянные терзают, спасу от них нет.
Ивач понимающе кивнул.
– Идём в кузню тоску-кручину железом калёным выжигать?
Взгляд княжича вспыхнул.
– Мы сегодня поедем к перелеску? Ты обещал! И мечи с рукоятками, что косы, давай возьмём, – в голосе чувствовалось нетерпение и решимость.
– Вот Фёдор обрадуется, что ты ради дела ратного свитки забросил, – с укоризной покачал головой Ивач.
– А вот и нет. Фёдор рад будет, что я в палатах не сижу, а на солнышке в делах ратных разуму набираюсь.
Взгляд воина нежданно-негаданно встретился с глазами княжича. Ивач смутился – опять эти озера.
«Вот же охальник! Коли был бы…»
Осекся сотник, устыдившись мыслей, тряхнул головой. Распахнул ворота кузни и крикнул подручнику:
– Гридя, возьми полдюжины верховых, поупражняйтесь с княжичем в бою у речки. У меня дел порядком. Но дальше за перелесок ни ногой.
И, не дожидаясь ответа, ушёл, оставив княжича в раздумьях одного.
Владислав огляделся. Что-то в голосе сотника настораживало: то ли беспокойство, то ли немой укор за горячность молодецкую. Его тревога передалась княжичу и неприятной дрожью пробежала по спине. Но отказаться от затеи Владислав не мог, да и не желал. Долго бы ещё он стоял в раздумьях, когда услышал за спиной голос сотника:
– Знаю я, как печаль твою излечить.
Ведя под уздцы гнедого жеребца Буяна и пегого мерина, Ивач подошёл к кузне как раз в тот миг, когда из неё вышел Гридя в боевом облачении, держа в руках парные мечи княжича.
Завидя любимца, Владислав приободрился. Бросился к коню, потрепал гриву.
– И то верно, – вскочил в седло княжич.
– Ну, скор! Не успел конюший оседлать Буяна – ты уже верхо́м.
Ивач стоял в сторонке и наблюдал за сборами.
– А чего медлить-то? – усмехнулся княжич.
Конь под ним перебирал ногами и выказывал такое же нетерпение, как и его наездник.
– Мы до холма проехаться порешили, да с булавами порезвиться, – напомнил Владислав и, стеганув Буяна хлыстом, сорвался с места.
– Придержи коня, княжич. Экий ты, скорый, – преградил путь Ивач.
Буян недовольно заржал и взвился на дыбы. Владислав прижался к шее коня и что-то зашептал любимцу. Молодой жеребец ещё раз взбрыкнул и успокоился, встав как вкопанный.
– Князь Мстислав не велел без верховых выезжать. Неспокойно вокруг.
Перехватив удила и погладив гриву Буяна, сотник недовольно воззрился на княжича. К кузне съезжались верховые.
Со стороны казалось, будто воины то ли стужи ждали, то ли бой готовились принять. Плотные рубахи, поверх которых надеты тяжёлые кольчуги, поножи и наручи, шлемы на головах и бармицы. Снаряжение не мешало привычным ко всему дружинникам цеплять к сёдлам щиты и булавы, легко взбираться в седло, перекидывая через колени мечи.
– Ну, скоро ли? – нетерпеливый возглас потонул в шумных речах воинов.
– Едем, княжич! – скомандовал Ивач, и шлёпнул рукой по крупу Буяна.
Малый конный строй направился к ближним воротам. Лишь только всадники покинули стены и въехали на мост через ров, Владислав взмахнул хлыстом, и быстрее ветра помчался к холмам.
