– Я телом никогда не торговала и торговать не буду, – ответила Лореляй. – Запомни это, охотничий пес. Я туда…
И замолчала.
– Высмотрела дурня с толстым кошельком? Или дуру с бриллиантовыми серьгами?
– Дуру… Ну, пойду я.
– Больше туда не лезь. Тебя шлюхи запомнили.
– Не полезу. А ты точно честным бюргером заделался?
– Точно.
– Жаль. А то бы я тебе кое-что рассказала. Если ты уже не ищейка – то тебе ни к чему.
Лабрюйер понял – Лореляй неловко пытается отблагодарить за спасение.
– Можешь рассказать по старой дружбе…
– Я, когда вошла туда вслед за дурой и ее хахалем, одного человека видела. Я его помню, потому что месяц назад в Либаве встречала, в порту. И там, в порту, его называли господином Айзенштадтом. А сегодня, в гостинице, он уже – господин Красницкий.
– Думаешь, профессор картежной академии?
– Я на руки посмотрела – нет, пальцы как сардельки, такими пальцами и в носу не поковыряешь. А ты уж мне поверь, полицейский пес, с ним дело нечисто. Вот он-то как раз не дурень. Ну, прощай!
– Прощай, Лореляй. И вот что…
– Ну?
– Волосы заново отрасти. Тебе с длинными лучше.
– Все равно к лету стричь придется.
– Долго еще собираешься мальчика изображать? До старости?
– Не доживу я до старости, милая моя ищейка.
На том и расстались. Лореляй ушла куда-то к Гертрудинской, Лабрюйер прошел вперед до перекрестка – но Романовскую переходить не стал. Он вспомнил графа Рокетти де ла Рокка, вспомнил ту облаву. Если в Ригу опять заявился шулер высокого полета – нужно все же предупредить старых товарищей.
Он повернул обратно.
Тех коридорных, с которыми он свел знакомство при суете вокруг Рокетти де ла Рокка, уже не было – мальчишки выросли. Но кто-то из них наверняка остался при гостинице и ресторане. И вряд ли они знают полицейские новости. Если явиться с вопросами о постояльце – не сообразят, что Лабрюйер уже давно покинул Сыскную полицию.
К счастью, он помнил имена.
Юрис Вилкс за эти годы превратился в Юргена Вольфа и по-латышски говорил уже с большой неохотой, зато немецкий освоил едва ль не лучше прирожденного немца. Он стал буфетчиком – должность очень ответственная, совсем не для латыша должность, и даже выучил довольно много русских слов. Лабрюйер, отыскав его в буфетной, заговорил с ним по-немецки и получил такие сведения: господин Красницкий прибыл месяц назад, поселился в одном из лучших номеров, ищет себе хорошую квартиру в приличном месте, но это тяжкий труд – что ни выберет, супруга против, ей не угодишь.
– Так он с супругой? – удивился Лабрюйер.
– Да, господин инспектор. Дама из благородного сословия, очень хорошо одевается. Завела в Риге большие знакомства, всюду ее принимают.
– Немка?
– Русская.
– Понятно. Никому не говори, что я тебя спрашивал. И хотелось бы мне взглянуть на эту пару.
– Это легко устроить.
Лабрюйер прикинул: в паре мошенникам работать выгоднее, красивая дама заводит светские знакомства, собирает вокруг себя кавалеров, а муж аккуратно обчищает их за карточным столом. Что тут можно сделать? Можно, познакомившись, зазвать их в ателье, а снимки передать в Сыскную полицию, пусть там разбираются.
– Взгляни, Вольф, может быть, они в зале.
– Как будет угодно господину инспектору.
Буфетчик выдал подбежавшему официанту целый поднос посуды и вслед за ним вышел в зал. Минуту спустя он вернулся.
– Ужинают, господин инспектор. Во втором ряду справа третий стол от входа.
– Там рядом есть свободные столы?
