Батыева тропа - страница 11

– На что же она живёт?

– Да пенсию получает, на что ж ещё? Дядя Саша, отец Катьки и Наташки, по седьмым числам каждого месяца возит её в райцентр, и там ей выдают деньги. Он и продукты привозит бабушке из посёлка, а дядя Коля и дядя Костя дрова ей на зиму заготавливают.

– Дядя Коля и дядя Костя? Это мужья Нади и Ларисы?

– Ну да. Между прочим, все помогают бабушке, а она никому спасибо не говорит! Одних только зверей любит.

– Вот в этом я очень хорошо её понимаю, – вымолвила Маринка и призадумалась. Солнце грело ещё не совсем по-летнему. Оно было уже на западной части неба. В той стороне глухой непролазный лес почти примыкал к Ершовке. Крайний из двух заброшенных домиков находился, можно сказать, уже на опушке. Но за опушкой темнели дебри, в которые и ползком было не продраться. Более редкий лес, удобный для грибников, стоял чуть южней, за овсяным полем. К северу от деревни были луга. Среди них, близ рощи, и находилось старое кладбище.

– Там твоих маму с папой похоронили? – с крутого берега над запрудой вгляделась в погост Маринка, остановившись. Остановилась и Лиза. Она смотрела на уток, которые с кряканьем плыли к ней, ожидая корма.

– Нет, они в Питере похоронены. Там родня какая-то есть.

– А в этом пруду купаться, вообще, можно?

– Да, мы купаемся здесь в жару. Дно чистое, твёрдое, но вода холодная очень.

Маринке через соцсеть пришло сообщение. Ознакомившись с ним, она издала весёлое восклицание. От неё при этом не ускользнуло, что Лиза не задержала взгляд на айфоне последней версии. Её больше интересовали утки и гуси.

– Женька уволилась, – сообщила Маринка, когда продолжили путь к Гулькинскому дому.

– Серьёзно? Вот это да! А кто эта Женька?

– Моя лучшая подруга. Несколько лет назад её старшая сестра, Ирка, с нами в одном подъезде жила. Снимала квартиру.

– Где, в Павловском Посаде?

– Да. И Женька к ней приезжала. Потом мой папа устроил Ирку в свой театральный ВУЗ, концертмейстером. Он сам там преподаёт, а она – выпускница московской консерватории. Пианистка. Переселившись опять в Москву, она вышла замуж, да тут же и развелась. К тому времени Женька тоже послала на хер всех своих ухажёров, так что теперь эти две красавицы снова вместе живут и по два раза в день у них мордобой, как было всегда.

– Это очень мило, – хмыкнула Лиза. – Никак не могут ужиться?

– Просто они так привыкли жить. Но Женька наверняка ко мне в гости сюда приедет, чтобы немножечко отдохнуть.

– Очень любопытно будет с ней познакомиться! А откуда она уволилась?

– Да с центральной подстанции Скорой помощи. Она фельдшер. Но мне очень часто кажется, что её саму нужно полечить, как и Ирку. Они меня иногда называют Ритой.

Лиза взглянула на свою спутницу недоверчиво.

– Ты, небось, надо мной смеёшься?

– Клянусь, что нет! Уже шестой год они мне твердят, что я – вылитая Ритка Дроздова, какая-то неформалка с Арбата. Она была их подругой.

– И умерла?

– Да. Её убили, когда пытались арестовать.

Когда Маринка с Лизой пришли, чаепитие шло уже полным ходом. Но чаепитием это дело можно было назвать лишь с некоторой условностью и натяжкой, ибо вокруг самовара, который был установлен в центре стола и мало кого интересовал, стояли бутылки с водкой, вином и чем-то ещё. Имелась и самогонка, производителями которой на местном уровне были Витькин папаша и Семён Дмитриевич Сопелкин. Его жена, Авдотья Григорьевна, не явилась, сославшись на головную боль и мрачное настроение Пелагеи. Вообще, от выходок и капризов этой козы в доме двух почтенных пенсионеров зависело почти всё. Но все остальные жители деревеньки, кроме Александра Денисова, Комарихи и всех подростков, присутствовали. Александр был на работе, а Лёньке, Витьке, Мишке и двум девчонкам Денисовым запретили являться на торжество. Ленка легла спать. Но шума и озорства всё равно за столом хватало, так как Надежда приволокла младшую дочь Аньку, которой было два года. Впрочем, увидев Лизу, Анька, носившаяся вокруг стола и на всех оравшая с целью привести в ужас, тотчас утихомирилась и спокойно заулыбалась. Елизавета была ей самой лучшей подругой. Имея это в виду, Светлана Петровна их усадила рядышком, а Маринку расположила между Николаем Геннадьевичем, супругом Надежды, и дядей Костей, мужем Ларисы. Оба они, после пары рюмок уже начав чувствовать себя гусарами, принялись её потчевать холодцом, солёными огурцами и блинчиками с икрой. Она с удовольствием отдалась под их покровительство, потому что была очень голодна и имела цель поближе сойтись со всеми своими односельчанами. Николай попытался налить ей в стопку вина, а Константин – водки, и тут же у них разгорелся спор по этому поводу. В спор включились и их супруги, а также хозяйка дома и Эвелина Денисова. Предпочтениями Маринки никто не поинтересовался, кроме Семёна Дмитриевича. Поэтому, когда он предложил ей попробовать первача, она, засмеявшись, его уважила, сказав: