– Совершенны. Куда совершеннее, чем мы с тобой, ущербные.
– Мы ущербные? – удивился Эрик, будто споткнувшись. – Мы?!
– Мы. Мы даже умереть не можем. А из-за этого ни любить, ни жить по-настоящему. Ты не задумывался?
Эрик выпрямился.
– Любить… – он хмыкнул, – бери да помирай, кто не даёт?
– Ты, конечно! – улыбнулся я.
– Значит, меня всё же любишь, – засмеялся Эрик.
– Куда от тебя деться, – вздохнул я.
– Так может, опять объединимся?
– Да ну тебя к чёрту! Ты опять найдёшь к чему взревновать и начнёшь мор насылать на моих потомков… – сказал я и подумал про себя, с какой радостью я принял бы его предложение, если бы у меня не было Аяи. Стало быть, теперь я ревную и куда больше, чем он.
– Ладно, пусть не сейчас, всё равно мне в миру ещё лет десять-двадцать не появиться, но давай хотя бы видеться будем?
На это я согласился, только выговорил встречи вот так, в городах.
– Не то придумаешь ревновать к какой-нибудь своей жёнке очередной.
– Ты-то не женисся теперь, так блудишь?
– Так оно нам сподручнее. Привязанностей сердце, остывшее, не терпит, – ответил я, а сам подумал, а почему, действительно, я до сих пор не женился на Аяе?..
Эрик покачал головой, усмехаясь, и сказал:
– «Остывшее»! Будто пылал когда! Лея и та вскользь прошла по сердцу твоему, не задела.
– Вот потому, не заводя семей-то, и легче. А то объясняй жене, чего она старится, а я нет… устал я, братец. Да и дети… знать, что переживу их на сотни и сотни лет. А так… – сказал я, оборачиваясь в поисках хозяина, чтобы приказать ему приготовить мне с собой вина.
Мы с Эриком вместе вышли на улицу, Аяи не видать поблизости, надеюсь, она в повозке дожидается. Правду сказать, долгонько ей пришлось ждать сегодня, но простит, надеюсь, не виделись мы с братом двадцать лет.
– Донесёшь бочонки-то свои? – спросил необычайно радушный сегодня Эрик.
– Сил во мне покамест достанет на безделицу этакую. Ты чего в Каюме делал-то?
– Девицу новую выбрал себе. Вот обольстить примеривался, а тут ты… – засмеялся Эрик.
– Переоблачись тогда, в этакого нищего страхолюда не влюбится ни одна девица.
Мы обнялись снова и попрощались, уговорившись встретиться тут же через месяц.
Я издали увидел нашу повозку, Аяи не видно, надеюсь, она укрылась внутри… Надежда рассыпалась, когда я подошёл ближе: какой-то человек тёрся возле. Судя по одежде, лоской роже и тому, что поодаль мялся слуга, поглядывающий сюда со смесью нетерпения и покорности, человек этот был богатый.
– Что надобно вам, вашец? – спросил я, опуская бочонки на землю.
Аяя с облегчением обернулась на меня и, воспользовавшись тем, что и непрошенный её собеседник отвлёкся, исчезла под пологом повозки. Эх, Аяя, раньше надо было прятаться, вон у мужика совсем ошалелый вид. Небось, денег сулил, богатеи всегда деньги наперёд суют…
– Кто она? Кто она тебе? – спросил ошалелый. Голос низкий и обычно, надо думать, раскатистый, но сейчас блеял, как козлёнок.
Роста он был небольшого, плотный, и лысый весь: и лицо, и голова, похожая на яйцо, профиль чёткий и вообще лицо такое будто каменотес ловкой рукой постарался. Сильный человек, не слишком и молодой, и тот перед Аяей ум потерял.
– Мне она – жена, – весомо сказал я.
– Отдай мне!.. Продай за любое золото. Сколь захочешь золота тебе дам за неё.
– Да ты ума лишился? Я же твою жену не прошу продать, – спокойно сказал я, спокойно водружая бочонки на повозку.
– Так возьми… И золота ещё сколько хочешь… и за ту, и за эту… – слово «эту» он выдохнул, замирая от восторга.
