Эрик посмотрел на меня.
– Что думаешь?
Я поперхнулся.
– Я?.. кха-кха… кха-кхе…
– Запей, Господи, как ребёнок… куда ты напихал полный рот, неделю, что ли, не ел? – поморщился Эрик.
– С-сутки… кха-кха!.. – кашляя, проговорил я, аппетит, впрочем, сразу пропал, да и не было его, хотелось побороть нахлынувшую слабость.
– Сутки… таскаешься вечно где-то, весь день с утра тебя выглядывал. Так что скажешь-то?
– А что я должен сказать? Чего ты от меня ждешь? – сказал я, оставляя еду, решив просто допить чай, чтобы почистить горло.
– Да не впадай ты в тупость, Ар! – рассердился Эрик. – Что ты… прям, не знаю, чем ты занимался, что у тебя голова-то не работает… Неужели ты думаешь, что это какие-то природные цунами? Ну?! Тогда как в ознобе трясло бы всю землю, а о землетрясениях ничего не сообщают. Триста цунами!
– Ну а какие, Эр? – я всё не мог понять, о чём он. – Что, байкальские братья в масштабах планеты, что ли?
Эрик нахмурился, вглядываясь в меня.
– Что-о?.. Что ты сказал? Байкальские братья?.. Это ты… к чему? – он подошёл ближе, весь надуваясь и всё больше с каждым шагом. – Ты… где был?
Он оглядел меня, бледнея, втянул ноздрями воздух:
– Локти… стёр… ты, что… чем ты… занимался? Где ты был?!
Он схватил меня за плечо, затрещала футболка, потому что я оттолкнул его.
– Да пошёл ты, Эр! – вскричал я, думая, до чего мы хорошо друг друга знаем всё же, ничего не надо вызнавать, всё видно и так, особенно, что касается Аяи.
– Ах ты!
Он рванулся ко мне, и мы сцепились в полное удовольствие, мутузя друг друга. Что-то загрохотало, у меня от удара в скулу качнулось всё в голове…
– Аяя, я баню нормальную тебе истопила, идём, – сказала Рыба, подбирая с пола превращённый в тряпку красивый когда-то халат.
– Оставь, выбросить надо… – сказала я.
– И что извалялись, в кровати не могли, что ли? Осподи, а спина-то… чё деется… как бесноватые…
Волнуясь, Рыба начинала говорить как встарь, как привыкла с детства, это ныне язык у нас всех сильно переменился, даже думать стали почти как нынешние люди…
– Не болтай… – нахмурилась я, упоминание беса, даже вот так, походя, пугало меня неизменно, заставляя холодеть.
– Дак-ить как не болтай, када… ах ты ж… Ты иди, я бальзама лечебного принесу, смажу…
Я вошла в баню, чистое платье сложила на лавке и зашла в парилку, устроенную по старинному образцу, я будто перенеслась на сотни лет назад, и сразу будто стало легче. Но спину и, правда, саднило, хотя это и не очень-то волновало меня сейчас. Куда больше вошедшее в меня осознание того, что я в последние дни натворила такого, от чего воздерживалась и успешно столько столетий. И что же теперь мне делать? Что теперь мне делать с этим? Вначале вторжение Эрика, но, зная его, можно было бы это пережить, ожидая, что он, избавившись от страха, который, я уверена, и пригнал его в мою постель, снова вырвется в мир, в поисках нового счастья, и найдёт, несомненно, это всегда ему удавалось. Но как быть с тем, что произошло у нас с Арием? Как это я допустила? Ну как не устояла? Какая несусветная глупость! Зачем…
Теперь… ничего хорошего не жди, как напутала. И понял всё об Эрике, и… Нельзя нам с ним. С ним нельзя… Именно потому, что я люблю его как не люблю даже саму жизнь, потому что он не сможет простить мне и забыть ни Эрика, ни тем более московского моего счастья и горя… если он не мог жить с подозрениями, что с ним сделают воспоминания о Нисюрлиле? Как же я позволила свершиться… Господи, ну как?
