Он впервые сказал так о моей внешности, которую я и сам считал весьма невзрачной, это его удивление и меня заставило посмотреться в зеркало, которое имелось в большой зале дворца, где праздновали и пировали, а зеркало, сделанное очень давно по какому-то древнему знанию, призвано было увеличить радость, удваивая в своём отражении, поэтому тут никогда не проводили тризны. Подобное зеркало стояло ещё в покоях нашей с Эрбином матери. Оно переходило по наследству от царицы к царице. Кстати, после этого дня, я заинтересовался искусством изготовления зеркал и изучал его долго, выискивал, что было написано об этом, что рассказывали мастера – стекольного дела. И очень много чего почерпнул, оказывается, множество возможностей таят в себе молчаливые предметы отражающие предметы, свет и весь наш мир. Очень серьёзно нужно относиться к зеркалам.
Так вот правдивая поверхность меня не обманывала, я оглядел себя со всех сторон, но так и не понял, что особенного нашёл Эрик во мне против прежнего, что могло так нравиться тем женщинам, что так охотно сближались со мной, всё было то же, просто я повзрослел.
Так женщины мне уже наскучили, сделавшись каким-то одним и тем же скучным человеком, но вскоре я тоже женился, потому что мужчине в двадцать лет положено быть женатым, чтобы не прослыть холостым, что совсем уже как-то позорно. Так что я взял в жёны Усману, чернокосую с раскосыми дли-инными глазами красавицу, которая родила мне трёх дочек и восьмерых сыновей. Мужем, я, между прочим, был верным, потому что искать радостей вне супружеского ложа у меня уже не было никакого влечения.
Я опять занялся науками, пропадая день и ночь со знающими людьми и книгами, к сварливому неудовольствию Усманы, которая с возрастом говорила всё больше, а думала всё меньше.
Когда мне было за сорок, и мы с женой выдали замуж всех дочерей и женили всех сыновей, и уже ждали внуков, Усмана как-то спросила меня, вглядываясь с недоверием и даже придиркой:
– Скажи, Ар, ты… с волхователями какой договор заключил? Продал им чой-то? Души кусок али… золота мешок? Отчего ты не стареешь и не меняешься? Ни морщины, ни складки на лице, всё как в двадцать пять, ни седого волоса.
– У моего отца тоже седых волос нет, – растерялся я.
– Потому что и волос почти нет, а у тебя вона – славным шёлком льются, умащиваешь тайком снадобьями добрыми? – нахмурилась она, и правда лоб собирая в морщины.
Ответить было нечего, но и оправдываться не хотелось. Это всё опять из даров Вералги… вернее, из предсказанных ею явлений.
Пришлось хотя бы бороду отрастить. И всё же, когда я хоронил Усману, она лежала в гробу-домовине нормальной старухой, а я стоял рядом моложе моих сыновей. Люди начали шептаться обо мне, и говорили примерно то же, что и Усмана, что я продался чёрным шаманам за вечную молодость. Вот тогда я понял, что надо или уйти прочь навсегда или… научиться отводить людям глаза, чтобы они видели меня таким, каким я хочу. Но на это требовалось время и большие знания. Так что я отправился в путешествие. Я оставался в разных местах на несколько лет, а потом, вобрав в себя мудрость и знания новых мест и народов, и поделившись теми, что уже накопил сам, уходил, оставив золота новым семьям, чтобы искать новой мудрости в новых местах. И за прошедшие триста с лишком лет, я собрал её и записал немало. Можно было и вернуться на Байкал, поделиться, научить людей тому, что теперь знал я сам, использовать новые знания для блага всех, всего моего народа.
