– Угу, – отозвалась Надя.
Она стояла в проходе между партами, дальний ряд которых спутала неразбериха. Они с Колей кое-как подтащили их к двери, придвинув так плотно, насколько хватило силы. Две парты Коля даже смог поднять на дыбы́, водрузив ножками на столешницу самой первой.
Затем он линейкой разодрал полоски бумаги, крепко державшие створки окна, заклеенного на зиму. Теперь оно держалось только на нижнем шпингалете, и ветер нещадно гремел стеклом в раме, продавливая в щели холод.
Взглянув снова на Надю – напряженную маленькую фигурку на фоне парт – Коля чиркнул спичкой.
Пламя долго не занималось, но потом печка раскочегарилась, громко затрещав, и комнату наполнили первые порции тепла. Надя вся спружинилась в ожидании того, что будет дальше. И в коридоре что-то зашевелилось, ожило, застучало и зашаркало ногами. В мёртвой тишине покинутого здания раздались надсадные стоны: «Холодно… Согреться!.. Холодно!».
– Эй! – истерично закричала Надя. – Мы здесь! У нас тут печь! Тепло!..
И ей в ответ забубнил хриплый голос: «Тепло! Тепло!..», а дверь класса затряслась в коробке с тройной силой.
Коля шмыгнул к окну, откинул защёлку. Вскочил на подоконник, хлопнув себя по карману – проверить, на месте ли ключи.
– Не бойся! Я быстро!
Он распахнул окно и легко спрыгнул вниз, в пургу. В комнату ворвался ледяной вихрь, больно хлестнув Надю колючим снегом по спине.
– Иди сюда! Да! Да!.. Я здесь! – снова закричала она. – Тут тепло!
Так она и стояла под морозным ветром, слушая вьюгу и стук дверных петель. Но вскоре удары начали стихать. Спина Нади совсем замёрзла: её жакет и блузка пропитались влагой от растаявшего снега и быстро задубели. Она с ужасом подумала, что может стать такой же, как то, что рвётся к ней в класс. Тогда она в последний раз крикнула: «Эй, сюда! Тут тепло!», и стала отходить назад, протискиваясь между скамьей и столешницей ближней парты. К печи. И к открытому окну.
Это было не так-то просто, ведь Наде мешал шквальный ветер, но она справилась. Вся дрожа, она с трудом подтянулась вверх и залезла на подоконник. Её зубы стучали почти также громко, как и у того, что поджидало Колю в коридоре, но она собрала все силы. Не слушая удары и скрежет ногтей о дверь, Надя крепко вцепилась в раму, вся подалась вперёд и свесилась далеко в проём.
В призрачной круговерти ничего не было видно. Ни торца здания с выходом из школы, ни следов Коли. «Конечно, их ведь сразу засыпало! – подумала Надя. – Коля, ну где же ты с нашими куртками?!»
А печь уже совсем погасла под таким ветром, только малиновые блики углей проглядывали в щели металла. Наде вдруг сильно захотелось спать. Она уже не чувствовала ни ломоты совсем замерзших рук, ни обжигающих прикосновений к коже заиндевелой блузки, ни онемевшего, обветренного лица.
Она медленно сползла с подоконника и, шатаясь, пошла в учительскую. Её мысли были затуманены. Всё, о чем она могла думать – это тесное пространство и намёк хоть на какое-то тепло за фанерной дверью в углу. «Я её прикрою и сяду там на кушетке. Коля придет – оденусь, и пойдем домой…»
Надя по памяти нашла вход, ввалилась внутрь, держась за маленький стол, неуклюже обогнула его, больно стукнувшись о край бедром, и села на диван с кружевной накидкой, сплетённой когда-то Марьей Сергевной. Подумав, Надя плюхнулась на бок, небрежно скомкав вокруг себя края ажурного пледа.
