Слава не замечал, как вода вокруг всё бурела, наполняясь ржавью. Кровь вытекала из разрезанной вены на пальце, смешиваясь с взвесью ила. В другой ситуации порез был бы несерьезным, но мозг Славы был и так измучен нехваткой кислорода. Он задерживал дыхание уже минуты три, не желая тратить драгоценный запас «пони-ботла». Но когда он уже готов был забыть своё упрямство, освободившись от дорогостоящего акваланга, силы его покинули.
Кончики пальцев защекотало мелким покалыванием, и колени Славы разжались, выпустив фонарь. Его бриллиантовое свечение оборвалось, став тусклым ореолом где-то на дне. В глазах у парня окончательно потемнело. Его руки обмякли и соскользнули с вентилей, опускаясь в комковатую муть. Когда мозг передал управление жизненными функциями автоматике, Слава открыл рот и глубоко вдохнул.
Вода ворвалась в лёгкие, и те застонали. Парень закашлялся, на миг приходя в себя и пытаясь от неё избавиться. Но он лишь неосознанно втянул её сильнее в отчаянной жажде кислорода. Его конвульсии наконец выдрали крепления сети. Она стала опускаться вниз, окутывая Славу ажурным саваном. Сквозь его ячейки ему мерещилась пара круглых глаз и длинный порез рта на фосфорическом лице. В агонии он вывернул из жилета запаску, но та ненадолго задержался в его руках и съехала вниз вслед за перчатками, ножом и фонарём.
***
Ольга заперлась в мужниной квартире. Не отвечала на звонки, не открывала дверь соседям, а Влада и близко не подпускала. Недели слились для неё в дни, месяцы – в недели. Она выходила только в магазин, чтобы купить буханку да бутылку на остатки Славиной зарплаты. Раз за разом она мысленно проживала день, когда в последний раз ездила с ним на озеро, изводя себя поздним раскаянием. В пьяном бреду она повторяла: «Не ходи, Слава, не ходи… Утащит водяной».
Однажды она лежала на двуспальной, слишком широкой для неё одной кровати, бесцельно уставившись в небо за окном. Оно было свинцовым и густо сыпало снегом, кружившимся невесомыми хлопьями. Дверь спальни вдруг тихо скрипнула и откатилась внутрь, звякнув кучкой бутылок о стену. Ольга медленно повернула голову и уперла затуманенный взгляд в проём.
Там стоял Слава. Он был в водолазном костюме, в ластах, с аквалангом, в котором его вытащили из озера, мелкие хромированные детали опутали клочья водорослей. Лицо его было серым, раздутым, и кожа крупными складками выдавливалась за край маски. Шланг для дыхания болтался у Славиного плеча, и Ольга подумала: «Конечно, ведь баллон пуст, и трубка ему больше не нужна». Губы Славы разлепила широкая, искренняя, почти по-детски счастливая улыбка. Жёлтые хлопья ила выпали изо рта, сползая по подбородку.
– Ты вернулся, мой родной! – выдохнула Ольга, опустив ноги на пол и с силой оттолкнувшись.
Сделав неверный шаг, она припустила бегом. Тяжело пролетев через комнату, Ольга с ходу врезалась в Славу. Она обняла его, стиснув вялое, податливое, безвольно-мягкое тело, норовившее просочиться сквозь пальцы. Она встала на цыпочки, закрыла глаза и прижалась к холодным скользким губам, почувствовав не то привкус тины, не то запах собственного дыхания. А снег всё кружил – казалось, теперь в её голове – заметая проблески сознания.
