Кто и зачем её выкопал – это другая история, а пока у нас есть яма и Фёдор Анатольевич на дне её. Было слишком темно, а коньяк тут и вовсе уж ни при чём…
Да-да! Именно так он и скажет Василию, когда выберется отсюда… Но… Но сперва надо собраться с мыслями и проанализировать своё положение…
Фёдор Анатольевич осмотрелся и попробовал сосредоточиться.
Начать с того, что ему ещё повезло – яма на полметра заполнена водой, и, наверное, поэтому он не слишком ушибся… А может, просто невысоко было падать?
Он приблизился к стене и стал обследовать свою ловушку. Через несколько минут Фёдор Анатольевич понял, что его положение гораздо серьёзнее, чем он думал. Яма была широкая – метра два в поперечнике – и глубокая, слишком глубокая, чтобы он мог дотянуться до её края, даже встав на цыпочки. Цилиндрическая, она чуть сужалась кверху, и Фёдор Анатольевич почувствовал себя мухой, попавшей в чернильницу-непроливайку. Это впечатление дополнялось ещё и тем, что вода в яме была тёмной и вязкой от растворённой глины.
Итак, бывший председатель колхоза стоял в затхлой, тёплой воде и решительно не знал, что делать. Весь его пятидесятилетний жизненный путь и двадцатилетний опыт управления колхозом не подсказывали ничего, что могло бы помочь в сложившейся ситуации. В конце концов, не каждый же день он попадает в ямы! Вот разве что…
– Помогите! – неуверенно крикнул Фёдор Анатольевич и робко прислушался. С одной стороны, ему безумно хотелось, чтобы кто-нибудь услышал его, с другой – было бы очень неловко, если бы хоть кто-то увидел его в таком глупом положении.
Брат Василий, наверное, давно уже дома, спит без задних ног, а какой ещё идиот попрётся ночью через лес по старой заросшей тропинке? Только он – Фёдор Анатольевич – и этот палёный коньяк!
Через полчаса он, отбросив всю скромность, уже во весь голос кричал и звал на помощь.
– Господи! – бормотал он, окончательно охрипнув. – Есть суббота, есть яма, есть христианин, попавший в эту яму, но где же шатается этот добрый самаритянин, о котором рассказывал брат Василий?!
Ещё через полчаса он выкрикивал своё «Помогите!» осипшим голосом при каждом звуке, долетавшем из леса. Ни на что не надеясь – просто чтобы что-то делать.
– Но он должен выбраться! И он обязательно выберется! Вот только станет светло, и он наверняка найдёт выход из этой дурацкой ситуации! Завтра он ещё посмеётся с Васькой над собой и своим страхом, рассказывая об этом приключении. Вот только рассветёт…
Он ужасно устал стоять, но не садиться же в воду… А, впрочем, что он теряет!
Фёдор Анатольевич сел в лужу, с огромным облегчением вытянул ноги, привалился к стене и стал ждать рассвета.
***
– Да что с тобой сегодня, Лахесис! Ты зачем нить этого Щенникова параллельно с линией щенка заплела? – Клото вновь всплеснула руками.
– Ой! – зарделась Лахесис. – Спешила нагнать и, видимо, не туда посмотрела.
– Поспешишь – людей насмешишь. – Подошла Атропос и указала своими золотыми ножницами на сложный узор в переплетении судеб. – А это что за третья нить? Кажется лишняя!
Ножницы щёлкнули.
Клото подняла листы со стола Лахесис. – Откуда вообще взялась, эта нить собачьей судьбы? Геката забыла?!
– Не знаю, может быть… И что теперь делать? – Лахесис задумалась. – Кого оставить: щенка или Щенникова?
– Может, обе обрезать? – Лахесис кивнула на злосчастные нити. – Что скажешь, Атропос?
– Нет уж! – Атропос поджала губы. – Сама думай, как теперь выкручиваться. Я и так всегда ваши ошибки правлю. А пациенты именно на меня жалуются начальству!
