В юности я часто посещал 29-е отделение милиции. Мы однажды возвращались с катка, и вот тогда я впервые в жизни выпил. А не выпить было нельзя: вокруг взрослые ребята, и они предлагают. Если ты не выпьешь, то ты тогда – никто. И я выпил. А при подходе к Лефортовской площади, где я жил, завязалась серьезная драка. И я тоже принимал в ней участие, но пассивное, так как я был пацан. Помню, приехали патрульные машины, всех похватали. А меня не забрали, как маленького. Я собрал все коньки, что валялись на площади и поплелся домой. Бросил коньки на пол, вошла мама: «Что с тобой?» Я родителям никогда не врал и говорю: «Я выпил». Она позвала отца. Я рассказал, что была драка и всех забрали в милицию, кроме меня. Отец выяснил, что я тоже дрался и в воспитательных целях отправил меня в отделение. И я пошел в отделение. Вышел дежурный. Я ему сказал, что отец меня домой не пускает, так как я выпил и тоже дрался. Дежурный сжалился: «Ну иди, ночевать где-то надо. Холодно на улице». И отвел меня в камеру к ребятам. Так я провел ночь после первой своей рюмки как заключенный.
В этот судьбоносный день я дрался с пацаном из соседнего двора. Ни у меня к нему, ни у него ко мне не было никаких претензий, никакой вражды. Просто мы хотели помериться силами. Дрались до первой крови. Пацан крепко влепил мне в глаз, и он стал быстро заплывать. Но крови не было и бой продолжался.
Прицеливаясь и увертываясь, мы с противником утаптывали снег. Вокруг стояли наши и ребята с соседнего двора и молча ждали окончания поединка. Вмешиваться, подсказывать и науськивать со стороны строго запрещалось. Наконец по снегу рассыпалась «клюква». На этот раз из моего носа.
Сразу несколько человек подняли руки.
– Всё, кончайте!
– Да у меня нос слабый! – пытался я протестовать, хотя и знал, что это бесполезно.
Тут слегка обиделся и мой противник:
– А я тебе что – Буратино? У меня, что ли, нос деревянный?
– Да пошел ты!.. – огрызнулся я.
– Да иди ты сам… – беззлобно ответил противник, чтобы не остаться в долгу.
На том наш «базар» и кончился. Все было по правилам и обижаться нужно было только на самого себя: не успел вовремя увернуться.
Время было еще детское и кто-то предложил:
– Кончай, ребята. Пошли в парк!
И все толпой, уже забыв о драке, вышли из-за сараев. Нос сильно распух и очень ныл. Я приложил к нему лепешку снега, запрокинул голову и пошел вместе со всеми. И вот тут кто-то придержал меня за руку.
– Подожди! – Это был парень из нашей школы, но жил он на Почтовой.
– Чего тебе? – прогнусавил я.
– Охота была тебе драться? Больше делать, что ли, нечего? Вон как нос-то распух…
Напоминание о носе мне не понравилось.
– Слышь, – приостановился я, – а чего это ты ко мне пристал?
Но парень не стушевался.
– Приходи лучше завтра в Дом пионеров, – предложил он. – В драмкружок запишешься.
У меня даже нашлепка с носа свалилась. Я подумал, что ослышался. И переспросил:
– Че-е-во?!
– «Чево-чево», – передразнил он, – в драмкружок запишешься. Это поинтереснее будет, чем морды друг другу квасить.
– Да пошел ты!..
Не знаю почему, но назавтра я все же появился в этом Доме пионеров. Наверное, взяло верх обычное любопытство. Как говорят, познание непознанного. И будто попал в другой мир.
Смехота! Все разговаривают, как «очкарики»: «цирлих-манирлих», «будьте любезны»… И одеты все аккуратно, у всех белые воротнички. А у меня фингал под глазом и нос неопределенного цвета. Но их руководитель Сергей Владимирович Серпинский, кажется, не обратил на это ни малейшего внимания.
