В автомобиле уже начавший пьянеть прапор продолжил громко материться на клятвопреступников, часто поминая мужчин нетрадиционной сексуальной ориентации, присовокупляя к лексическому определению таких мужчин название самца домашней птицы. Три сопровождающих офицера и водитель, в корне не согласные с тем, что они петухи, в виде весомого контраргумента решили ушибленного, но непокоренного прапора дальше не везти и выгрузить в том месте, где именно теперь проезжали. А проезжали они как раз мимо казармы, где в тот момент на крылечке, пользуясь вольницей ночных полетов, мирно покуривала половина рядового состава, на их удачу к тем самым полетам не привлеченная. Благодушествовали, одним словом, солдатики.
Процесс выгрузки окончательно захмелевшего прапора только прибавил к их расслабленному мировосприятию дополнительных красок и эстетического удовольствия. Ну согласитесь, это ли не занимательное зрелище: три раскрасневшихся от натуги и оскорблений офицера выволакивают за ноги уже почти ушедшего в пьяную нирвану прапора и кучкой изношенной ветоши с размаху сбрасывают на приказарменное крыльцо. Если кто видел черно-белую хронику парада победы 1945 года, когда наши деды, дай им Бог здоровья и светлая память тем, кто уже ушел, с гордостью победителей над фашизмом бросали к стенам Кремля десятки знамен и флагов уничтоженной фашисткой орды, тот вполне может себе представить, как потомки тех самых победителей метнули опьяневшего Нюха к ногам покуривавших солдат и сержантов. Нюх же, пролетев в пространстве энное количество метров второй раз за сегодня, опять же повторно рухнул всем телом на жесткую поверхность. Будучи «в уматину» пьяным, а потому, в строгом соответствии с непреложной истиной «пьяного Бог бережет», он не повредил совершенно ничего и, кажется, даже не заметил того, что кафель крыльца жесток и неприветлив. Свалившись на этот самый кафель кучей бесформенного тряпья, Нюх, уже окончательно убывая из сознания, громко икал и пускал противные пузыри одновременно и ртом, и обеими ноздрями. Некоторые неразборчивые звуки из него еще вырывались, но связать их в единую конструкцию, несущую смысловую нагрузку, возможным уже не представлялось. Кончилось все тем, что дежурный офицер, ответственный и строгий майор, вызвал патруль из комендантской роты и приказал отправить «дурака» на гауптвахту, предварительно завезя «лишенца» в медсанчасть, дабы убедиться в том, что на «губу» везут все еще живого арестанта.
Ну а уже потом, через неделю, когда Нюх пришел в себя и его со всего размаху воспитывали комэск с замполитом, он слабо отбивался и уверял отцов-командиров в том, что он даже одного глоточка из той злополучной канистры не отпил, потому как он, прапорщик, уважаемый отец семейства, а не пьянь и позорная, и подзаборная единовременно. В свое оправдание прапор рассказывал абсолютно правдивую историю о том, что под командирский гнев и дисциплинарное взыскание подвели его погодные условия и высокое качество производных советской спиртовой промышленности. Оказывается, причиной того, что прапор пал так низко, были нестерпимая жара, нещадно палившая в ту ночь всю округу, и удивительно прекрасный и чистейший спирт, который из-за своих выдающихся качеств при нагреве немедленно испарился и начал витать в воздухе. Сошлись, так сказать, два жутких стечения обстоятельств, подкосивших несчастного, но очень благонадежного и совершено правдивого прапорщика.
