Байки Семёныча. Вот тебе – два! - страница 25

Вспомнив о мокром языке, который к железной дверной ручке в мгновение ока прилипает лучше, чем клеем «Момент» приклеенный, решили бойцы огородного фронта поставить живительную влагу на службу человечеству. Ну то есть конкретно себе и майору-землеосвоителю. Сгоняли быстренько в солдатскую столовую за огромным алюминиевым чайником, из которого во время приема пищи два десятка солдатиков чаю напиваться умудрялись, пустили несколько штакетин на жаркий костерок и, наполнив чайник снегом, через некоторое время получили прекрасную альтернативу гвоздям и шурупам.

Ну а далее все пошло как по писаному.

Выливаем, значится, немного горячей водицы на места будущего соприкосновения штакетины с горизонтальной рейкой, молниеносно прижимаем ту штакетину к рейке и ждем пару-тройку минут, произнося про себя известное всему миру заклинание: «Сим-салабим, абра-кадабра!» Мороз-воевода горячую воду быстренько переводит в ипостась твердого агрегатного состояния, крепкого, как сталь, и «Вуаля!»: штакетина намертво примерзает к предназначенному ей заборостроителем месту. Ближе к вечеру и по истечении одиннадцати чайников алкаемое майором фортификационное сооружение, а по-простому – забор, гордо возвышалось над горизонтом, надежно отделяя майорский надел от ничейных просторов.

Радости военного фасендеро не было никакого предела. Забор! Как есть замечательный забор! Да так быстро. И, главное, ровненько-то как! Залюбуешься. И даже гвоздей почти полное ведро осталось. В общем, заслужили, дорогие товарищи дембеля, оперативную выписку со службы и скорую встречу с домашним очагом. Всенепременно заслужили! Ну а раз заслужили, то тут все по-честному – отпустил майор бывших подчиненных по домам с теплыми воспоминаниями о совместной службе в сердце и прекрасным, свежевозведенным забором в личном пользовании. Отпустил и огородные мечтания до будущей весны отложил.

Ну а по весне наступил час истины. Как только солнышко температуру окружающей среды до положительных значений довело, рухнул тот забор оземь, практически одновременно всеми своими штакетинами и рейками глухой стук произведя. Разве что только столбики стоять остались, которые тогдашние дембеля, а теперь уже гражданские лица, той глубокой осенью кое-как в мерзлую землю вколотить умудрились. И пока майор в растерянности метался и березовые палки в кучки собирал, надеясь новый забор соорудить, пронырливый капитан Захарьев, вот ведь выжига, у него половину гектара все ж таки умыкнул.

Да-а-а…

Но что там рейки и мерзлота, товарищи дорогие? Что там солдатики, лично мне совершенно незнакомые? Немного вперед забегая, скажу, что такой аккорд, как этому и положено, по истечении двух служебных лет нашему Петьке в том числе исполнить поручили.

«Иди, говорят, и делай. А то поедешь домой, славный кодировщик, не в октябре месяце, сразу после того, как уважаемый товарищ министр обороны тебе подобных демобилизовать прикажет, а под самый занавес декабря, когда уже первые нетрезвые граждане по улицам шляются и Новый год радостно встречают». Так себе перспективка, это всякому понятно. А они, которые про «иди и делай» уже высказались, будто этого мало, новые неприятности рассказывать продолжают: «И вот если не хочется тебе, Петька дорогой, по сугробам домой возвращаться, пару лишних месяцев в гостеприимных рядах ВС СССР переслужив, иди и сделай, предположим… Ну-у-у-у… Скажем… О! Пожарный щит с ящиком для песка и всем причитающимся пожарным инвентарем у самого входа в штаб вынь да положь! А как только вынешь да положишь все, только что тебе продиктованное, так сразу и домой дуй, товарищ дорогой. С чистой совестью и верой в светлое будущее». Это Петьке не иначе как сам начальник штаба приказать изволили.