– Если бы вы так же быстро соображали, Серова, как бегаете, цены бы вам не было. Сядьте на место и не забудьте закрыть рот.
Сима таращилась на Крыспетровну и вообще ничего не соображала. Только что она была в подвале. Два человека назвали ее Забавой, а третий очень странно и очень страшно посмотрел. Потом что-то произошло; видимо, на какое-то время девушка потеряла сознание, поэтому не помнит, где взяла мел и как поднялась наверх, на пятый этаж. Ее зазнобило – наверное, потому что спина у блузки промокла, и Сима все еще ощущала прикосновение к холодной наполовину зеленой стене. Крыспетровна, кажется, что-то почувствовала. Подошла к Симе, забрала из ее заледеневших пальцев кусок мела и взяла за локоть:
– Сядьте, Серова.
Она стояла близко-близко, и Сима увидела, какая она маленькая и страшная, с грубыми, мужскими чертами лица. Узкие глаза за толстыми линзами очков не выражали ничего – ни сочувствия, ни порицания. Почему-то именно это отсутствие всякого выражения в глазах Крыспетровны привело Симу в чувство. Она прошла за парту и села на место. Татьяна беззвучно сказала «вау» и подняла вверх большой палец – молодец, мол.
– Емелина! – громыхнула Зверкина. – Еще одно движение не по делу, и можете быть свободны! Причем, до конца семестра!
Не сказать, что Татьяна была непоседой. Непосредственной – да, откровенной – да. Но не вредной и не проказливой. Про нее можно было сказать – бесхитростная, простая. Оттого, наверное, и с людьми быстро сходилась.
– Ты прям на самолете слетала, – восхищенно говорила она, когда первая половина пары закончилась, и девчонки вышли в коридор. – Вроде бы только вышла, а уже стоишь с мелом в руке, такая вся запыхавшаяся. А почему рубашка мокрая? Вспотела, да?
– Вспотела, – не стала спорить Сима.
– Бедняжка, – посочувствовала Лена. – Смотри, не простудись. Сейчас это быстро. Продует – и готово дело.
Сима машинально кивала, что-то отвечала на вопросы подруг, но на самом деле ее занимали мысли о странной лаборатории в подвале. Итак, сперва там была всего одна дверь, в самом конце коридора – предположительно, ведущая в архив. Из нее вышел мужчина, назвал Симу Забавой, она восприняла это за предложение позабавиться и очень испугалась. Потом вдруг появилась дверь железная. Откуда она взялась? Не было же сначала. Ну, вот честное слово, не было. А потом в коридоре появился незнакомый парень и тоже назвал ее Забавой…
– Симка, ты где? – Татьяна помахала перед ее носом рукой. – Проснись, подруга!
– А?
– На ходу спишь, – сказала Лена. – Просыпайся. Перерыв заканчивается.
– Ага.
Сима похлопала глазами, будто и впрямь спала на ходу. Зашла в аудиторию и направилась к своему месту.
Почерк, вспомнила она. Угловатый почерк с обратным наклоном. Наверняка написавший ту записку сидит сейчас среди однокурсников. Значит, надо выяснить, кто именно.
Лидка Лисицына старательно писала в толстой тетради. Начисто. Во время лекции конспектировала быстро и кое-как, в тетрадке-черновике. А потом переписывала в чистовик, чтобы красиво было. Почерк у Лидки ровный, округлый, с правильным наклоном.
Рядом – открытая тетрадь Андрея Двадцаткина. Как он сам-то разбирает, что пишет? Тетиварина Пусюлечка и то ровнее бы накорябала. Записку писал явно не Андрей, он так ровно не сможет.
Тут прозвенел звонок, дверь отворилась, и в аудиторию проковыляла Зверкина. А следом за ней… Сима разинула рот, пораженная. Следом за Зверкиной зашел тот самый парень, которого она встретила в подвальной лаборатории и про которого только что думала – высокий, в клетчатой рубашке с закатанными по локоть рукавами.
