Потом я аккуратно кладу эту женщину на пол. Я глажу ее ноги в порванных чулках. Снимаю ее лифчик. Груди разваливаются и свисают у нее по бокам. Я собираю их вместе и держу обе одной рукой. Той, которая перебинтована. Пальцы другой руки я запустил ей в рот. Она смачно их обсасывает. Я говорю, чувствуя пульсирующую боль в не успевшей зажить руке:
– Ты должна постоянно повторять, что я не виноват.
Шлюха обвивает свои руки вокруг моей шеи. Она говорит:
– Ты не виноват.
Я закрываю глаза и целую ее в шею. В каждый сантиметр шеи. В ее впадины, где торчат острые ключицы. Я целую ее ребристое горло. Язык щиплет от дешевых духов. Я говорю:
– Ты должна говорить, что все еще жива.
Одной рукой она берет мой член, начиная его массировать, а другую кладет мне на ягодицы. Она говорит:
– Я все еще жива, мой милый.
Ее длинные ногти скребутся по коже моих ягодиц. Ее рука массирует член. Я прихватываю ее за волосы, отпустив грудь, но она не успевает снова расплыться по бокам, потому что я прижимаю их своей грудью. Я лежу на этой шлюхе, и говорю:
– Ты должна говорить, что твоя смерть – это лишь кошмарный сон.
Она оттягивает свои трусики и вводит мой член в себя. Она говорит:
– Моя смерть, – она давит на мои ягодицы, чтобы я вошел глубже. Она говорит: – Моя смерть – это лишь кошмарный сон.
Я медленно двигаюсь внутри нее и говорю, чтобы она постоянно повторяла эти слова. Я называю ее Полиной и спрашиваю приятно ли ей. Женщина, слуга грязного города, говорит, что ей очень приятно, что она все еще жива. Я ускоряюсь, и она через стон говорит, что ее смерть – это лишь кошмарный сон. Женщина, готовая на все за мои деньги. Она без конца повторяет, что я не виноват.
Тринадцать дней до дедлайна
Я оставляю шлюху в комнате, а сам отхожу отлить. Щелчок выключателя, свет, режущий непривыкшие глаза. В моих руках бутылка с остатками алкоголя. В унитазе стоит пластиковое крепление для дезинфицирующих таблеток. Оно пустое. Таблетка давно использована. Полины нет, менять некому, мне плевать.
В унитазе плавает использованный презерватив. Эта женщина в черной кожаной юбке не справилась со своей работой, как бы сильно она ни старалась. Она говорила все, что я просил. Она делала все, что я ей приказывал. Но ей ни на долю секунды не удалось убедить меня в том, чего я хотел. Деньги заплачены, работа не сделана. Я ошибся. Несколько минут после секса я просто сидел и смотрел в стену, не в силах понять себя. Она все говорила возле моего уха, что можно попробовать еще. Она говорила, что ей понравилось со мной. Но я все смотрел в стену и только морщился от ее слов.
Пока я расстегиваю штаны, я не знаю, что шлюха в поисках какой-нибудь наживы уже рыскает по моим ящикам. Пока я вытаскиваю член из штанов, я не знаю, что она ничего не находит, и идет к кладовке. Пока я отливаю, я не знаю, что она открывает кладовку и щелкает выключателем. Пока я застегиваю ширинку, я слышу, как она кричит. Она орет на всю квартиру: «Больной ублюдок!» Через несколько секунд я слышу, как шлюха хлопает входной дверью.
Когда я выхожу из туалета в тишину прихожей, я вижу свет, сочащийся из кладовки. Устрашающее одинокое мерцание тусклой лампочки. В воздухе еще держится тошнотворный запах сбежавшей шлюхи. Дамы с дешевым парфюмом и след простыл.
Я медленно подхожу к источнику света и трогаю дверцу. Она скрипит, нарушая тяжелую тишину, в которой осталась только вибрация хлопнувшей двери. Снова трогаю дверцу. Заглядываю внутрь. В мой чулан. В мою кладовку. Она выглядит не хуже сектантских убежищ, где чокнутые психи стегают себя по спине цепями. Когда я первый раз встретился с ним, кладовка была набита коробками с консервами, которые присылали нам с Полей ее родители. Теперь это место для моих встреч с моим деловым партнером.
