Бедлам как Вифлеем. Беседы любителей русского слова - страница 37
Индивидуум нaчaлся тaм, где вдруг скaзaно зaкону природы: «стоп! Не пускаю сюдa!» Тот, кто его не пустил, – и был первым «духом», не – «природою», не-«мехaникою». Итaк, «лицо» в мире появилось тaм, где впервые произошло «нaрушение зaконa». Нaрушение его кaк единообрaзия и постоянствa, кaк нормы и «обыкновенного», кaк «естественного» и «всеобще-ожидaемого». <…>
Без «лицa» мир не имел бы сиянья, – шли бы «облaкa» людей, нaродов, генерaций … И, словом, без «лицa» нет духа и гения.
Вот этим сдвигом, породившим гениальность, вот этим противостоянием «закону природы» была у Блока как раз та самая «женственность». Я не хочу говорить в терминах сексуальных девиаций, тем более что теперь никаких девиаций вроде бы не признают – все в дело идет. Но тогда не ждите и гениев – вне муки, вне травмы гения не бывает.
И вот какой аргумент у меня нашелся, помимо доктора Фрейда. В одном интервью Вера Павлова, замечательный современный поэт, рассказывала, как ей предложили начитать на диск стихи семерых знаменитых поэтов. И вот послушаем, что она сказала:
Из всех семерых совершенно не моим поэтом оказался один… Совершенно не моим, я еле наскребла тридцать четыре стихотворения вместо сорока положенных. Это… Александр Блок. Абсолютно, абсолютно. Вот этот миф, который разрушился и не заменился другим. Вообще он рухнул для меня полностью. Поэта Блока – нет. Я… я… так расстроилась. <…>
Я выбрала тридцать с небольшим стихотворений, в которых нашла, во что влюбиться. И потом, мне показалось, что я нашла какой-то ключ, вообще – ключ ко всему поэту. Я читала на энергии отталкивания, потому что поняла, что блоковский культ Прекрасной Дамы – это предельное воплощение женоненавистничества. Я читала как женщина, которая отвечает ему. <…> и читала как оскорбленная им женщина.
Удивительные слова – и как неожиданно подтверждают ту мою давнюю трактовку Блока. Я, помнится, приводил в той статье вот эти стихи Блока:
Это из цикла «Черная кровь». Или оттуда же: «Но ты меня зовешь… /Я уступаю, зная, / Что твой змеиный рай – бездонной скуки ад». Змеиный рай – могучее словосочетание, сразу виден поэт высшего ранга. Уверен, что Вера Павлова, напав на подобные строчки, сугубо утвердилась в своем женском неприятии стихов Блока. Да дело, в конце концов, не в том, кому нравится, а кому не нравится Блок, – а вот в этом интуитивном проникновении в его поэтическую подноготную. Очень устаревшее слово – подноготная: сейчас надо говорить подсознательное.
И. Т.: А в случае гения – и коллективное бессознательное.
Б. П.: Да, и вот что важно – и что сейчас как-то демонстративно забыто и пренебрежено. Приведу цитату из давних. Мережковский написал о повести Михаила Кузмина: он горб выдает за крылья. Вот это неверные слова. Не в том дело, что Кузмин замечательный и повесть «Крылья» новаторская по теме и ее трактовке, – дело в том, что горб и есть крылья. Вот Розанов это понимал. Знаете, как формалисты говорили: новый писатель появляется, когда он осознал свои недостатки и перевел их в прием. Тут у нас, конечно, не о формальном литературоведении речь идет, если угодно, вообще не о литературе, а об экзистенциальной проблематике. Ее нельзя подменить проблемой прав человека и всяких его меньшинств.