Филипп вышел и неторопливо, без смущения принялся разоблачаться, словно нарочно красуясь под верхним освещением. Белая рубашка прятала крепкий торс со всеми рельефами, которые так любили изображать на картинках в любовных романах. Но в меру! Когда мускулистость приятная, как у атлета, а не чрезмерная, как у боевого мага с прессом, похожим на стиральную доску.
Вообще, сидя за письменным столом, скорее заработаешь опрятный живот, но не крепкое тело. Филипп, поди, занимался каким-нибудь спортом. Но непременно агрессивным, а не миролюбивыми шахматами или унылой спортивной ходьбой. Надо же ему куда-то скидывать раздражение, чтобы потом проявлять почти нечеловеческое терпение к окружающим. Аристократам, знаете ли, по статусу положено быть сдержанными и не ругаться матом, даже если на ногу острым углом упала толстенная родовая книга.
Когда он, не щадя девичьи чувства, привычным жестом взялся за пояс на брюках, я трусливо зажмурилась. Раздался щелчок пальцами, свет потух. Прозвучали тихие шаги. Под тяжестью мужского тела прогнулся пролежанный матрац.
Дыхание остановилось, сердце застучало не в груди, а где-то в горле. От страха вспотели ладони. Хотелось их аккуратно вытереть о простыню, чтобы не хватать обнаженные мужские телеса холодными влажными руками, но от паники каждая мышца в теле одеревенела. Я превратилась в неподвижное бревно.
Рядом растянулся во весь немаленький рост красивый мужчина, на которого было приятно посмотреть со стороны. Однако сегодня меня подвела смелость, и я ничего не рассматривала.
– Спокойной ночи, Тереза, – прозвучал из темноты мягкий голос.
А?!
Ноги, руки и вообще все тело мгновенно вернули подвижность. Что значит это его «спокойной ночи»? Почему мне всегда казалось, что первая брачная ночь беспокойная? Буквально ни минутки свободного времени, пока не срубит сном от изнеможения.
– Что вы там пыхтите? – через паузу тихо спросил Филипп.
– Я не пыхчу, а медитирую.
– Тереза, расслабьтесь, – посоветовал он.
Это вряд ли. Но спасибо за еще один, несомненно, практичный совет. Я запишу его в блокнотик к тем ста штукам, которые уже успела дать тетушка Клементина. Хотя… зачем я сейчас вспомнила про тетку?!
– Я же медитирую, поэтому абсолютно расслаблена.
– Иначе не сможете заснуть, – заметил он.
– И почти засыпаю.
– Поверьте, я искренне чту традиции, но подумал, что у вас, как и у меня, нет желания продолжать род Торнов в дешевой придорожной таверне. Спите.
Ничего себе перевернул! Вроде как из нас двоих именно я жажду немедленно отдать супружеский долг, чтобы, так сказать, отстреляться и успокоиться.
Неожиданно в голове всплыл давний разговор с соседкой по комнате Виреной, просто девчачий треп после того, как она вернулась со свидания. Мы так же лежали в темноте общежитской комнатенки, а она вдруг изрекла:
– Невинность надо терять непременно на шелковых простынях.
– А вы с ним лежали на шелковых простынях? – с восторгом спросила наша третья соседка Кира.
– Нет, – легкомысленно отозвалась та и, отворачиваясь к стене, пробормотала: – Но в следующий раз обязательно.
По всей видимости, Филипп, как мужчина опытный, понимал, что первый раз на то и первый, чтобы оказаться единственным, и тоже яро радел за шелковые простыни.
– А нельзя было предупредить, что мне рано нервничать? – с удовольствием переворачиваясь на бок и засовывая руку под подушку, пробормотала я себе под нос. – Я бы тогда не ела, как в последний раз.
