Бегемот - страница 12

Как соловей о розе поет ночном саду,

Вам говорил я в прозе, на песню перейду…

А потом и басом:

На воздушном океане без руля и без ветрил

Тихо плавают в тумане хоры стройные светил…

Причиной же такого весёлого настроения Сергея Петровича было то, что учитель биологии Александр Иванович Сорокин (он работал с Сергеем Петровичем в одной школе), попросил его замолвить за него словечко перед Лиличкой о месте учителя биологии в её школе-интернате.

Если бы Александр Иванович Сорокин перешёл в Лилечкину школу, сам Сергей Петрович занял бы освободившееся место учителя биологии в своей школе, и больше не прозябал там в учителях труда и домоводства. Именно поэтому Сергей Петрович так охотно и взялся за это протежирование.

Когда Лилечка в ответ на его просьбу ответила ему: «Я подумаю…», Сергей Петрович тут же представил себе себя на месте Лилечки и представил, как бы он сам просто и без всякой дипломатии ответил ей: «Да, Лиля, конечно же, возьму, пусть приходит…» И тут же Сергей Петрович сам пришёл к той мысли, что более правильно поступила сама Лилечка, а не он, если бы он оказался на её месте. «Может быть, именно поэтому она и директор, что умеет так серьёзно и умно сказать: «Я подумаю…», а я просто учитель труда и домоводства», – подумал Сергей Петрович и снова запустил в любопытную белку шишкой.

Ещё издали Сергей Петрович увидел Лилечку – она стояла возле клумбы с розами, прямо перед входом в центральный школьный корпус, сверкающий свежевымытыми окнами.

Рядом с Лилечкой стоял высокий мужчина: его Сергей Петрович узнал сразу: это был знаменитый спортсмен-олимпиец, сам Кувшинников. Сергей Петрович удивился тому, что знаменитый Кувшинников в жизни оказался не так уж и высок ростом и не так уж и широк в плечах— во всяком случае, сам Сергей Петрович и ростом был не ниже, и в плечах не уже.

Рядом с Кувшинниковым стоял Зот Филиппович и Сергей Петрович с удовольствием отметил, что Зот Филиппович был ростом с Лиличку – его голова едва доставала плеча Кувшинникова.

Остальную компанию Сергей Петрович не знал: это были мужчины особой чиновничьей породы с бледными рыхлыми лицами, такими бледными и такими рыхлыми, что вполне могли бы соперничать и в бледности, и в рыхлости с бледностью и рыхлостью разваренного кочана цветной капусты.

Сама Лилечка была одета в красное шелковое платье, в руках она держала своё вечное вязание – Сергей Петрович даже улыбнулся от удовольствия видеть свою жену и подумал: «Ну что она за ребёнок, сколько раз говорил ей, что нехорошо со спицами в руках с людьми разговаривать, ты же всё-таки директор школы…».

Сергей Петрович уже было совсем подошёл к жене, но, заметив настойчивые знаки, которые Лилечка подавала ему незаметно для остальных, остановился.

Теперь он стоял поодаль, ожидая, что Лилечка сама его позовёт и даже, может быть, познакомит с Кувшинниковым или что Зот Филиппович захочет поговорить с ним. Пока Сергей Петрович ждал, сама Лилечка о чём-то, весело смеясь, говорила с мужчинами, а потом села в машину вместе с Зотом Филипповичем и Кувшинниковым и уехала, даже не глянув в сторону мужа.

Раздался школьный звонок – и вскоре вокруг Сергея Петровича загалдела весёлая нарядная толпа школьников.

Сергей Петрович, хоть он и сам себе не смог бы объяснить, что было нехорошего в случившемся, знал, что случилось что-то нехорошее, и это что-то нехорошее как бы перечеркнуло что-то в его жизни. В нём вновь зашевелились прежние недобрые чувства к жене, и хоть он уверял себя, и, кажется, даже искренне уверял, что он рад успехам жены, но всё равно отчего-то было тошно, словно он по какому-то необъяснимому побуждению, добровольно, живьём съел какую-то гадость, ну, таракана, например, или крысу, а мучился оттого, что сам теперь не понимал, для чего он это сделал; противно было не столько оттого, что он съел такую гадость, сколько оттого, что он съел эту гадость без принуждения и даже охотно съел.