Смиренных монахинь таят!
4
Я не вставала три недели,
Ко мне не возвращались силы.
Всё это время у постели
Моей по очереди были
Все сёстры. Милые сестрицы!
Как вы, склоняясь к изголовью,
Со мной старались поделиться
Своей спасительной любовью,
Той, что народ зовёт святою!
А я в смятеньи и смущеньи:
«Не стою этого, не стою!
Мне нет прощенья, нет прощенья!»
Но возражала мать Надежда:
«Отнюдь. Предугадать не можем,
Кому, за что, когда и где ждать
Прощенье Божье, милость Божью.
Мы все в миру немало горя
Хлебнули и грешили много.
У каждой ведь из нас на Гору
Была особая дорога…»
5
РАССКАЗ МАТУШКИ НАДЕЖДЫ
«Вот я, к примеру, молодою
Безбожницей была когда-то.
Бригадой смелой, удалою
Мы храмы рушили. Расплата
Пришла позднее. Из бригады
Поумирали все мужчины
Внезапно. Мне же было надо
И мужа потерять, и сына.
Мой муж был нашим бригадиром.
Безумно я его любила.
И уцелел из всех один он.
Но тут – война. А сыну было
Всего семнадцать, но прибавил
Себе годочек мой сыночек, –
С отцом пошёл на фронт. В Варшаве
Погибли оба. Вижу ночью:
Заходит мой сыночек Вася
И молвит нежно и негромко:
«Уж ты не плачь, не убивайся,
Когда получишь похоронку.
Мы живы. Жизнь моя вторая
Прекрасна, – говорил мой Вася, –
Я буду жить в пределах Рая,
А папа на Земле остался.
«Ты передай, – сказал он, – маме,
Чтоб за мою молилась душу:
Я должен находиться в храме,
Что нами был недоразрушен…»
Проснулась резко. Я вскочила,
Крича: «Не верю!» прочь с постели,
Но извещенье получила
Я ровно через две недели.
И дата гибели стояла,
Запомнила я это точно,
Она всецело совпадала
С моей невероятной ночью.
Так что же мне теперь, молиться?
Я ж – атеистка, коммунистка!
И вижу сон: печальны лица
Мужчин, склонённых низко-низко.
Да это ж наши все ребята
Той удалой бригады самой!
Все коммунисты. Мы когда-то
Совместно разрушали храмы.
И среди них я вижу: тоже
Стоит, прениже всех склонился,
Мой муж любимый, мой Серёжа!
К нему рванулась – отстранился,
С протестом выдвигая руку:
«Не подходи! Прими крещенье.
Мне облегчить ты сможешь муку,
Прося у Господа прощенья
За нас обоих…» Оглядела
Я всё вокруг. Так мы же в храме!
Вот здесь, у левого придела,
Стена, не тронутая нами.
Разбиты окна. Осквернённый
Алтарь, и сняты с петель двери…
Стоит, коленопреклонённый,
Мой муж, что никогда не верил
Ни в Ад, ни в Ангелов, ни в Бога,
В труде весёлый, смелый в битве,
Стоит в раскаяньи глубоком
В сосредоточенной молитве.
Тяжёлым было пробужденье,
Лежала, долго не вставая,
И на работе целый день я
Ходила, словно неживая.
Кому сказать, с кем поделиться?
И кто ж поймёт, да не осудит?
Как мне начать теперь молиться?
И что на это скажут люди?
И потекли в сомненьях снова
За днём денёк и каждый – горек.
Но в феврале, двадцать второго,
Мне снится грустный Вася: «Сорок
Нам дней сегодня. Мама, что же
Про нас с отцом совсем забыла:
Помина справить нам не можешь
И в храм ни разу не сходила?
Ещё война идёт, я знаю:
Вам тяжко и работы много.
В Победы День – Девятый Мая –
Ты утвердишься в вере в Бога!»
Всего рассказывать не буду,
Но только утром полетела
В ту церковь, что каким-то чудом
Одна в округе уцелела.
Всю простояла литургию,
Стыдливо прячась, – у колонны,
Смотря, как молятся другие,
И у икон кладут поклоны,
И ставят свечи восковые,
И батюшке целуют руку…
Увидев это всё впервые,
Подумала тогда: «Науку
Я эту одолеть не в силах:
Что толку лоб крестить в безверьи?
Но как же хор поёт красиво!
И легче на душе… Теперь я
Пойду, пожалуй. В воскресенье
Приду опять… Зачем, не знаю…»
