Правда, ей предстояло форсировать Западный Буг в районе деревни Новосёлки, но преодоление водной преграды немцев не пугало…
* * *
После Москвы, после столичной суеты, трамвайного лязга, воя подземных поездов, после толп на центральных площадях и улицах, острых локтей в вагонной давке, какофонии автомобильных гудков, после жаркого воздуха, настоянного на асфальтовой вони и выхлопных газов, Высоко-Литовск казался курортным городком, где каждый второй житель – прирожденный лекарь, фельдшер или сестра милосердия, которые своей неспешной, размеренной жизнью учат сумасшедших московитов и питерцев, как надо ходить по тротуарам, пить пиво, общаться друг с другом, наслаждаться житейскими радостями. Там, в столице, возникало ощущение, что жизнь – это мучительная спешка. Здесь же, на краю страны и Брестской области, стоило только отвлечься от служебных дел, как жизнь становилась тихим наслаждением.
Здесь, в Высоко-Литовске, вдали от больших командиров (они оставалось в Бресте и Кобрине) полковник Васильцов был старшим воинским начальником и начальником гарнизона. И это тоже снимало уровень напряженности.
Позже старшим по званию стал начальник брестского укрепрайона генерал-майор Пузырев, но тот никогда не претендовал на свое воинское старшинство, понимая, что бал в городке правит командир дивизии, без пяти минут генерал Васильцов, а он, Пузырев Михаил Иванович, всего лишь строитель, начальник 62-го укрепрайона, и они никак не подчинены друг другу. Он и на бывший графский кабинет, в котором устроился Васильцов, претендовать не стал, а обосновался в отдельной постройке в усадебном дворе.
Главной примечательностью здесь был старинный парк, за который хозяйка усадьбы получила даже медаль в Париже. Благодаря ее заботам аллеи радовали глаз и австрийской сосной, и лиственницей, росли здесь и черешчатый дуб, и высоченные туи, повсюду цвели желтые и белые акации.
Для своего штаба Васильцов выбрал самое красивое здание в местечке – «Александрию», (так назывался дворец эмигрировавшего графа Потоцкого) – белый одноэтажный особняк с классическим портиком о четырех колоннах. «Александрия» меньше всего походила на дворец – здание очень простой архитектуры, без претензий на какой-либо ампир или рококо.
Дворец стоял на возвышении, к нему вела дорога, мощенная «косткой». От левого флигеля простирался старинный парк, еще не запущенный и не заросший. Одну из комнат этого флигеля – с видом на парк – Васильцов взял себе под квартиру. В ней было довольно тихо и светло, а самое главное – она вместе со всем штабом находилась под приглядом охранной роты. Меблировал он ее по-спартански: железная солдатская койка, в изголовье старинный ломберный столик на гнутых ножках с перекидным календарем, венский стул и шкаф для одежды. Ну и стальной личный сейф под столиком.
В остальных покоях и флигелях с большим удобством разместились все отделы штадива. Командиру дивизии отошел еще и бывший графский кабинет, от прежнего убранства которого сохранился лишь большой письменный стол на львиных лапах из беловежского дуба, да курительный столик, вещь совершенно забытая в советском быту, но памятная Васильцову по временам отрочества и юности. Такой же стоял и у них дома: на мраморной столешнице, словно приборы на лабораторном стенде, поблескивали тусклой бронзой спичечница, пепельница, папиросница, шандал со свечой и гильотинка для обрезания сигар. Васильцов приглашал сюда на перекур своего комиссара Потапова, строгого, но справедливого вятского мужика, мудрого от природы и стойкого в своей партийной вере. Здесь они сиживали в неформальной обстановке, неспешно обсуждая насущные дела и международные события.
