– Да какая женитьба? – решительно отмахнулся Ерема. – Не придумывай, батя… Меня вон от чесотки лечат! И когда вылечат – не знаю. Но это судьба такая, наказание мне.
– Наказание? – изумился Лаврентий. – Ишь ты, какой набожный стал!
– Какой я набожный?… Однако в судьбу верю. Если раз сплоховал, характера не проявил, потом обязательно аукнется. Жизнь заставит исправлять, даст мордой об лавку, запустит на новый круг.
– И что, запустила? – съехидничал брат.
– Запустила. – сдержанно признался Ерема. – Особист грозится вообще посадить!
– За что тебя садить-то? – возмутился отец. – Ты у меня всегда самый умный и смирный был…
И почему-то оборвался на полуслове. Зато брат папироску закусил и прищурился.
– А ты ничего не скрываешь? Юлианов не зря прицепился, что-то вызнать хочет.
– Подозревает, для злых духов продукты купил…
– Скажи-ка мне, сынок. – неожиданно встрял отец. – Это правда, что капитан про Германию рассказывает?
Ерема насторожился.
– Что он рассказывает?
– Будто у тебя там баба была, немка.
Лаврентий папиросным дымом захлебнулся.
– Слушай его больше! – огрызнулся Ерема. – Наврали все, оговорили. Ничего не было!
– Ну-ка, ну-ка! – прокашлялся брат. – И помалкивал?
– Что говорить-то?
– Так было или нет?! – застрожился отец. – Была немка?
– Немка была, квартирная хозяйка. – признался Ерема. – Когда увидел, так ее жалко стало. Ходит у ворот, плачет.
Последние слова произнес так, что Лаврентий рассмеялся – не поверил.
– Да ладно темнить-то! Дело прошлое. Ну, ты даешь, поскребыш. А на вид тихоня, интеллигент! Тебя за это и из комсомола турнули?… Всю карьеру себе испортил. Как тебя теперь в партию принимать? Как герой труда годишься, а как лисность?… Биография не проходит.
– На что мне это в тайге?
– Ничего, пригодится! – серьезно заверил брат. – Партия, это путь, это шанс стать большим человеком… Между прочим, я жду назначение в обком.
– Ох, не связывался бы ты с ними, Лаврентий. – простодушно посоветовал Ерема. – Наш дед не зря отказался.
– С кем это – с ними?
– С коммунистами.
– Чьи это ты слова повторяешь, поскребыш? – встревожился брат. – Что несешь? Да, подействовала на тебя Германия.
А отец понял по-своему.
– Он как покойный дед, в тайгу ушел – не выманить. – заключил он. – И жениться не хочет, умную ему подавай… По этой немке сохнешь?
У Еремы от обиды челюсть свело.
– Что вы пристали оба?… Я в прокуратуре оправдывался, в политотделе. Этот особист меня трепал. Теперь и вам доказательства надо? Слову не верите?
– Скрытный ты стал, Ерема. – заявил отец. – Я это заметил, как ты со службы пришел. Людей сторонишься, ничего не рассказываешь.
– Доверия у меня к людям нету. – признался он.
– И к родному отцу? – возмутился Лаврентий. – К брату?
– Я не про вас говорю. А так хочется жить нараспашку…
– Нараспашку, это как? – язвительно вымолвил брат. – Стоять и в небо пялиться? На звезды?
– Да при чем тут звезды? Хотя интересно, когда падают, можно желание загадать…
– Загадал?
– Обычно не успевал, – признался Ерема. – Да и желания были пустяковые. Нынче весной первый раз загадал. Долго звезда летела…
– Ну и что? Сбылось?
Конечно, как старший, Лаврентий имел право говорить с ним прямо и откровенно, однако это не значило – ехидно и уничижительно.
– Сбылось!
– Ерема, ты поскребыш, но ведь не дитя в самом деле! – стал выговаривать брат. – Хватит из себя блаженного корчить. Книжек начитался, что ли? Это в детстве можно небом любоваться, метеориты искать, желания загадывать…
