Белое солнце пустыни (сборник) - страница 19
Все же Абдулла отыскал Сашеньку, догнал ее в придорожном духане, расположенном невдалеке от Черной крепости. Она со слезами кинулась к нему – в простеньком платьице, похудевшая, но все такая же желанная и еще более красивая.
– Ну, госпожа, ну же… – успокаивал ее Абдулла, унимая стук сердца. – Все уже позади… Я нашел тебя!..
…В эту же ночь она отдалась ему, шепча горячие слова и покрывая его лицо и грудь поцелуями… Но прежде, когда они только опустились на ложе, она, обняв его и с ласковой страстью глядя в его глаза, сказала нежно и доверчиво:
– Аллах акбар.
– Да, да, – ответил Абдулла и, улыбнувшись, поцеловал ее.
Но Сашенька продолжила:
– Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет – пророк его.
Абдулла изумленно вскинулся, сполз с кровати на пол и встал на колени.
Дело в том, что произнесенная Сашенькой формула тут же сделала ее мусульманкой. На земле есть множество религий, и для посвящения себя каждой из них существуют более сложные или менее сложные обряды, но только в одной из религий – мусульманской, – чтобы стать приверженцем ее, требуется громко и внятно произнести всего одну фразу: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет – пророк его». Конечно же, чтобы произнести эту формулу, человек должен сознательно, может быть, всей своей жизнью подготовиться к ней, но тем не менее произнесший эту сакраментальную фразу становится мусульманином навсегда. Поэтому так поразило Абдуллу сказанное Сашенькой священное для мусульманина заклинание.
– Ты понимаешь, что ты сказала? – спросил он.
– Да, милый, – простодушно улыбнулась Сашенька. – Я хочу, чтобы между нами не осталось никаких препятствий… Разве любовь не превыше всего?
Абдулла, прижав к губам край ее одежды, подумал, что, наверное, это все-таки кощунственно – поставить любовь выше Бога, и спросил:
– Но ты понимаешь, что теперь даже смерть не освободит тебя от того, что ты сказала?
– Конечно, милый, – ответила Сашенька и, снова улыбнувшись, протянула к нему руки. – Иди ко мне.
Абдулла ничего больше не мог противопоставить этой очаровательной наивности и понял, что единственным богом Сашеньки на этом свете была любовь.
Впервые в жизни он ощутил полное счастье от обладания женщиной. Когда же их страсть немного поутихла, он, как преданный воин, вдруг ощутил в глубине души жгучее чувство стыда за предательство по отношению к своему хозяину. Кляня себя, он за это еще более возненавидел его и, сурово посмотрев на Сашеньку, предложил:
– Хочешь, я поеду и убью Алимхана?
– Что ты!.. Нет, нет!.. Зачем еще осложнять жизнь? – запротестовала она. – Мы должны думать только друг о друге… Хочешь, я буду в твоем гареме, но на правах любимой жены?…
«О русские женщины!» – думал удивленный и покоренный навсегда Абдулла. Но одно в эту ночь он понял твердо: эта женщина, в сущности порочная, отныне действительно будет для него госпожой до конца его дней.
В пустыне сгустились сумерки. Догорал пожар зари, вначале раскинувшийся в полнеба. Рахимов оглядел бойцов своего отряда, кивнул взводному Квашнину.
Шесть всадников и взводный, уложив коней, отделились и поползли в сторону крепости.
У полуразрушенных ворот, на развалинах крепостных стен, неподвижно сидели нукеры, охраняющие сон Абдуллы, выделяясь на фоне заката темными силуэтами.
Еще одна шестерка красноармейцев-туркменов с арканами и ножами поползла с другой стороны. Остальные, приготовив к бою оружие, немного выждали и пошли в обход сразу с двух сторон, чтобы окружить крепость.