– Очень, очень красивая кукла! Прямо как невеста! – приблизившись к дочери, ответила мать и, нежно поцеловав Верочку в правую щеку, уронила на белую простынь горячую слезу.
– Не плачь, мамочка! Смотри, какое красивое у Наденьки белое кружевное платьице, она надела его для тебя!
– Ты у меня, милая доченька, самая красивая! – ответила мать. – И твоя новая куколка тоже красивая.
– Мамочка, ты меня любишь?!
– Люблю, милая! Очень люблю, доченька моя родная! – Тихо сказала мать и уже мысленно, – прости!
– И я тебя люблю, мамочка! Сильно, очень сильно люблю, ты у меня самая… самая милая, мамочка! У тебя сегодня день рождения, я дарю тебе Наденьку! Возьми её мамочка, прости, я не могу тебе её подать… у меня нет ручек! И ещё, я хочу обнять тебя!
– О—о—о! – вырвался стон подранка из «разорванной» груди матери и пронзительным эхом, оттолкнувшись от стен комнаты, крупной дрожью отозвался на бледных губах Верочки.
Сочувствуя боли матери, Верочка с жалостью посмотрела на неё, сглотнула горький ком, застрявший в горле, и произнесла:
– Мамочка, не плачь! Не плачь, милая мамочка! Я каждый день буду тебя обнимать! Только ты отдай мои ручки! Отдай мои ручки, мамочка!
Через пять дней, во сне, Верочка разговаривала с отцом, а вечером того дня её фиалковые глаза на миг вспыхнули таинственным светом и погасли. Верочки не стало.
Провожали Верочку на третий день, – в воскресенье, всем посёлком.
Верочка улыбалась, и всем провожающим её в новый мир, казалось, что лицо этой маленькой девочки излучало свет добра и любви.
Провожала Верочку и Дуня. Подойдя к маленькому гробику с Лялечкой, она что—то тихо прошептала, затем вынула из кармана кулёчек с конфетами и положила его у Верочкиной головки, покрытой белым платком. В тот день все дети безбоязненно брали из Дуниных рук конфеты, лишь одна Верочка впервые была равнодушна как к ним, как и к самой Дуне.
После похорон, мать Верочки открыла коробочку из—под духов «Красная Москва», в ней её дочь хранила свою куклу. Любочка в новом платьице ласково смотрела на неё Верочкиными голубыми глазами. На белом платьице куклы лежал маленький листик бумаги свёрнутый вчетверо. Развернув его, она увидела стройные ряды букв, и тотчас вскрикнула от боли, защемившей душу. На маленьком листке в клеточку крупными красными буквами было старательно написано: «Милой мамочке в день рождения!»
Давно дело было – этак века полтора назад, только и по нынешний день жадность, корысть и обман есть суть жизни многих из нас – грешных людей.
…
Жили в одной деревне через общий забор соседями, – Иван Васильевич Рыбкин и Василий Иванович Пташкин, дружно жили. Только Иван Васильевич жил безбедно, – имел маленькую лавочку, а Василий Иванович небогато, – даже козы не имел, не говоря уже о корове.
В особо трудные дни Пташкин кланялся поясно соседу:
– Помоги, соседушка…
Тот успокаивал: «Бедность не беда, беда, когда болезнь, а твоя семья жива—здорова, слава Господу, помогу, чем могу». И помогал, когда хлебом, когда деньгами – всем, чем мог. Возврат долга не требовал, но в тетрадку всё записывал.
Мыкался, мыкался Василий Иванович, с воды, на хлеб, перебиваясь, и решил поехать в уездный город – к двоюродному брату Семёну Филимоновичу Звереву за советом, – как жить дальше.
– Пущай посоветует, как жить дальше? Как—никак дохтур он – большой человек. Бог даст, может быть, деньг даст, брат всё ж таки, не чужие мы.
