Потом они ехали молча, не разговаривая. Дело – дрянь.
Скоро «Нива» подъехала к открытому летнему кафе с вывеской «На дамбе». Отсюда была видна голубая протока Лены, где летом, в жару, купались горожане, а дальше – через дамбу начинались зелёные острова до самого фарватера. Место здесь было приятное, по своему интересное особенно для любителей попить свежего разливного пива, что продавали посетителям с утра. Пиво было бочковое, хорошее, не то, что в Сайсарах или в «мордобойке» на Петра Алексеева. И здесь собирались часто, тусовались поэты, художники, журналисты и прочая творческая братия, жаждущая сближения и кайфа.
Айтал с Ланой вошли в кафе, но как всегда народу было в этот обеденный час много, и места за столами были заняты. Они постояли, не зная как им быть. Может уехать, найти другое кафе? Но куда?
И тут Лана увидела в дальнем углу, за спинами мужчин-толстяков, знакомое лицо с бородкой норвежского шкипера. Да, это он – Бен Симикайтис, местный городской чудак, который периодически менял свой облик, одежду и манеры, свою философию. То он был байкером в кожаной куртке и штанах, то облачался в долгополое буддийское одеяние и стригся наголо, то однажды всех удивил, когда одетый в гимнастёрку, в красных галифе и с шапкой-будёновкой со звездой на лбу он приехал на высоком скакуне с ипподрома прямо в Якутский обком партии, хотел заехать с саблей на боку в вестибюль правительственного здания, но его остановили охранники-милиционеры, разоружили и отправили на «газике» в отделение. Хотели посадить за хулиганство на пятнадцать суток, но вмешательство влиятельных друзей чудака Бена спасло его от наказания. Весь город после этого смеялся и ржал «до усрачки».Таким вот типом, ярким маргиналом был Бен Симикайтис, приехавший в Якутск из литовского города Вильнюса, где был его родной дом и родители.
Бен, увидев Лану, издали помахал ей рукой, позвал к себе. Когда они с трудом протолкались к нему, оказалось, что два места за его столом были свободны: только что ушли его друзья, сидевшие тут с утра, как сказал Бен. Айтал с художником был знаком шапочно, ибо старался держаться от таких «тронутых» подальше: мало ли что он может выкинуть, а потом расхлёбывай. И он пошёл занимать очередь за пивом, а Лана осталась поболтать с Беном о том, о сем, ибо, как она знала, парень был к ней неравнодушен, даже однажды энергично ухлёстывал за ней, покупал цветы и приглашал на ипподром покататься верхом на рысаках. И Лана, действительно, была там однажды, поездила на лошади, дала целый круг на ипподроме, потом, поблагодарив ухажёра, быстро «сделала ноги» оттуда, ибо ухаживания Бена постепенно переходили все границы: он как бы невзначай обнимал ее за талию, гладил по плечу и спине. Хотел даже чмокнуть в щеки, но девушка строго предупредила кавалера не делать этого, ибо не любит она таких «фриволий» и «вульгаре». Бен, как человек культурный и воспитанный в европейском духе, не обидевшись, согласился. Понял.
И теперь Бен, разодетый как настоящий морской волк, в полосатой тельняшке под кителем и капитанской фуражке на голове, рассказывал, что живёт за дамбой в палатке, где караулит яхты местных «мажоров», любящих паруса и высокие волны. Теперь его манят синие речные просторы Лены и белоснежные дали Ледовитого океана. Он хочет доплыть с яхтсменами вдоль берегов аж до Чукотки, до Мыса Дежнёва, откуда до Аляски, до шикарной Америки, рукой подать. И это, кстати, была не только его, романтика из Вильнюса, идея, но и местных яхтсменов – смельчаков, мечтающих повторить морской маршрут казаков-первопроходцев семнадцатого века, их прапрапредков, построивших Якуцкий острог.
